Клуб пропавших без вести

От неожиданности я ослабила хватку, и девочка, выскользнув из моих рук, метнулась к этому мощному чудовищу. Которое, к моему потрясению, тепло и будто бы с облегчением обвило ребенка крепкими лапищами.

Я потеряла дар речи, а громила, переведя дух, напустился на меня:

– Это же додуматься надо, увести ребенка чуть ли не в чащу! Почти ночью! Вы соображаете, что творите? Вовремя же я подоспел! А, может, вы ненормальная, из тех, что крадут чужих детей? Или маньячка?

– Вы не поняли… нет… все было не так, – растерявшись от негодующего тона и напора, только и могла мямлить я. – Девочка сама подошла ко мне. Она, кажется, потерялась.

– Ага, потерялась, так я и поверил! – продолжал бушевать монстр. – Моя дочь точно знает, что сюда ходить нельзя и ни за что не отошла бы от взрослых ни на шаг… Я столько раз предупреждал!

– Я сама ее нашла, – явно не понимая сути нашей перепалки, встряла Маша и не без гордости обратилась к отцу: – Красивая, правда?

– Очень, – едва скользнув по мне взглядом, с отвращением процедил «вежливый» папаша. Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что мой нынешний вид к версалям не располагал. – Маша, ты опять за старое? Кто она такая?

Ага, неотесанный детина, кажется, отказался от подозрений в мой адрес, но вместо того чтобы извиниться, стал презрительно говорить обо мне в третьем лице. Внутри у меня уже вовсю закипала ярость, столь неуместная в присутствии ребенка.

– Она – лесная ним… как? – сбившись, повернулась ко мне любопытная малышка.

– Нимфа, – обреченно кивнула я, стараясь сохранять видимость спокойствия.

– Кто? – Папаша, кажется, не поверил собственным ушам. Но, уже заинтересованно оглядев мои всклокоченные волосы, почти прозрачное платье и размазанный макияж, логично заключил: – Девица легкого поведения? Так я и думал…

От возмущения у меня перехватило дыхание, и тут Маша, не осознавая, что добивает мое и без того хрупкое терпение, невинно поинтересовалась:

– А что такое «легкого поведения»?

Я помедлила, дабы ненароком не просветить неутомимого ребенка в каких‑нибудь очередных неподобающих возрасту темах.

– Машенька, милая, закрой на всякий случай уши, – ласково обратилась я, и когда девчушка, решив, что это игра, с готовностью выполнила просьбу, накинулась на ее отца. – Что вы несете, да еще в присутствии дочери? Здесь проходил праздник, я участвовала в представлении, только и всего! А критику лучше приберегите для своей дражайшей супруги. Оставить ребенка в одиночестве – уму непостижимо!

– Что‑о‑о? – Теперь уже чудище поперхнулось от негодования и угрожающе раздуло внушительный торс, словно кобра капюшон. – Да как вы смеете?

– Правда глаза колет? – Меня понесло на волне вдохновения оттого, что наконец‑то получилось дать достойный отпор хотя бы кому‑то. – В голове не укладывается: такая крошка ходит одна, у речки, в темноте, рядом со скопищем невнятных личностей, и ищет маму! А та, видимо, слишком увлеклась развлечениями и гаданиями на суженого… Хотя с таким мужем немудрено искать другого, прекрасно ее понимаю!

Похоже, мне удалось всерьез уязвить грубияна, раз он потерял дар речи и взглянул на меня… неужели укоризненно? Потом решительно взял дочь за руку, собираясь уходить. Хорошенькое дело, сейчас они исчезнут, и как мне найти дорогу обратно? Факелы наверняка погасили, а без них я точно отсюда не выберусь! В душе я уже вовсю ругала себя за несдержанный язык и готовилась провести ночь в блужданиях по лесу, когда Маша вдруг застыла на месте.

– А она? – капризно бросила девочка отцу. – Я без нее никуда не пойду.

Похоже, эта крошка вила веревки из своего не в меру грозного папаши, раз он тоже остановился и обреченно взглянул на меня:

– Ну, довольны?

– Просто помогите мне выбраться отсюда, я живу в парк‑отеле, – вмиг среагировала я, боясь, что они и правда уйдут. И, уже не скрывая отчаяния, добавила: – Пожалуйста.

Громила еле заметно кивнул, подхватил дочку на руки, и мы двинулись к цивилизации. Факелы действительно убрали, темнота сгущалась. Выйдя чуть вперед, я включила фонарик в телефоне, чтобы освещать путь своим спутникам и себе. Судя по влажной траве под ногами, мы немного отклонились от маршрута – требовалось срочно вернуться на вытоптанную дорожку. Решая, допустимо ли обратить на это внимание и без того кипевшего от злости папаши, я одолела еще несколько метров и вдруг споткнулась обо что‑то твердое. Направив луч света перед собой, я обомлела: моему взору предстал крупный, явно мужской ботинок.

– Стойте там, не подходите! – Страх прозвучал в моем голосе столь очевидно, что громила послушно замер в метре от меня с уже начавшей засыпать девочкой на руках. – Держите Машу, она не должна этого видеть…

Моя рука испуганно дернулась, и слабый свет фонарика выхватил лежавшего навзничь человека. Его фигура замерла в неестественной позе, в вывернутой кисти остались зажатыми комья земли, на мертвенно‑бледном лице застыли приоткрытые глаза. Но главное, по его белой рубашке с левой стороны расползалось неровное красное пятно.

Ноги будто вросли в землю, лишая меня возможности шевелиться. Я едва устояла на месте от сокрушительной волны паники, заставившей все внутри зайтись в мелкой противной дрожи. Язык отказывался повиноваться, а в затуманенном сознании хаотично метались вопросы. Много вопросов. Почему он оказался здесь? Кому перешел дорогу? За что поплатился? И, главное, кто его убил?..

Я не могла найти ответы и четко осознавала лишь одно: его тайное прозвище, начинавшееся с оптимистического «жив», отныне стало более чем неуместным.

 

Глава 7

 

– Пункт первый: «Последовательно скручивать в трубочку все его, с позволения сказать, «статьи» и запихивать в глотку, пока не подавится». Пункт второй: «Выяснить, в каком темном переулке нашего главреда охлобучили пыльным мешком по темечку, и подвергнуть той же каре». Пункт третий: «Заклеить скотчем рот, запретив разговаривать хотя бы сутки, в надежде, что его болтливая натура, не находя достойного выражения, даст дуба». Пункт четвертый: «Незаметно разложить по поверхности стола, на который он все время плюхается, иголки, канцелярские кнопки и листья опунции». Ого, опунции! Да, ничего не скажешь, изобретательная мадам…

– Мадемуазель, – машинально поправила я, в ужасе глядя на ходившего по кабинету мужчину со списком в руке. Неужели он всерьез воспринимает подобную чушь?

– А это мне понравилось особо. Пункт пятьдесят семь: «Созвать всех, обиженных материалами этого «видного журналиста», с их помощью привязать его за руки и ноги к шкафам с «творческим наследием» издательства, которые затем толкнуть в разные стороны, тем самым четвер…» Что? – обратился ко мне второй мужчина, читавший копию точно такого же списка. – Непонятно написано.