Кокодан. Зигзаги эволюции. Кокодан – 2. На распутном шляхе

Шоферюга‑араб громко врубил какую‑то жалобную восточную музыку, похожую на некие стоны воображаемого акына, и лихо рванул по пыльной дороге навстречу Вадикиному возможному счастью. Через несколько минут машина резко затормозила у ряда палаток разного типа и конфигурации, развернутых в русле давно высохшей речки. В одной из таких палаток Лапкин надеялся встретить свою надутую любовь с характерными татушками. Набрав заветный номер на своем мобильнике с золотым корпусом, он с замиранием сердца ожидал услышать такой дорогой, слегка пропитый и прокуренный голос.

– Какого хрена ты мне трезвонишь? У меня важная научная встреча с коллегой – услышал он грубую женскую отповедь.

– Это я, Вадик! Прибыл как принц на белом коне за своей ненаглядной – проворковал, стуча сердцем, влюбленный джигит.

Полог одной из палаток распахнулся, как в сказке про Али‑бабу и сорок разбойников. Из образовавшегося отверстия выскочил какой‑то смуглый господин с голым торсом, на ходу застегивая штаны. Следом появилась разгневанная, обнаженная фигура Карины, костерящая матом неудачливого очередного любовника и красивым жестом швыряющая несколько зеленых купюр вдогонку за искусителем.

Эта необычная сцена жестоко ударила по самолюбию Вадима, навевая невеселые мысли о бренности бытия. Карина, увидев остолбенелую группу мужиков, мигом скрылась в палатке, от греха подальше. Отринув чувство оскорбленного эгоизма, влюбленный джигит решительно вошел в полумрак тканного жилища возлюбленной потаскушки.

– Большой привет, о моя гусочка! – приветствовал, в свойственной только влюбленным манере, Вадик Карину, успевшую натянуть кое‑какую вызывающую одежду.

– О том, какой у тебя привет я должна судить после неизбежных занятий любовью с тобой, мой петушок – смущаясь ответила девушка, скромно жеманясь.

– А кто негодяй, которого ты только что прогнала? – осмелился задать нелепый вопрос кровно заинтересованный влюбленный.

– Да так, не успела переодеться, как хамло без стука вошел в палатку. Пришлось выгнать – проворковала археологическая дива.

– А причем тут бабло, которое ты швырнула ему вслед? – не унимался неугомонно‑назойливый Лапкин.

– Ну вот, ревнивец нарисовался на мою задницу! – истерически взвизгнула недовольная суперневеста и, успокоившись, внятно пояснила:

– Не скрою, бабки предлагал за обладание мною. Разве я этого недостойна? Но не в моих правилах отдаваться каждому встречному‑поперечному, тем более за жалкие сотню баксов. Как девушка скромная, я швырнула зелень наглецу вслед.

Попав под чары железобетонной логики своей желанной, и не обратив внимания на нестыковку ее объяснений с фактом важной научной встречи с коллегой при недавно состоявшемся телефонном разговоре, Вадим быстро отправил телохранителей осматривать местные достопримечательности. Оглянувшись, охранники увидели удивительную картину: палатка ходила, по‑слоновьему, ходуном и издавала какие‑то подозрительные желудочно‑кишечные, хрюкающие звуки.

Жгучее солнце уже пыталось спрятаться за скальными породами, когда на всем скаку в палатку влетел старый профессор Кляров. Резким движением хирурга он смел со стола рюмки, бутылки и прочие атрибуты застолья, дрожащими руками вынул из ведра несколько осколков керамики и разложил на столе. Обращать внимание на оккупировавших скрипучую кушетку влюбленных старому утесу науки было некогда.

Перед потрясенным профессором открылись древнегреческие письмена, четко начертанные в застывшей и обожженной в незапамятные времена глине. Напрашивался следующий дословный перевод:

– Я, дитя Зевса полубог Гераклес, стрелами отравленными поразил полузверей мерзейших, зарыл их тела и остановил разгорающееся пламя болезни лютой в чадящем очаге мироздания. Не сотвори глупость, о копатель несчастный! Не открой болезни ход, словно ящик Пандоры, не сотвори из людей чудовищ проклятых! Вино пил в меру. С уважением, Гераклес!

– Да пусть меня простит за такой дебильный перевод мировое археологическое племя! – прошептал обсохшими губами ошеломленный старый пердун, и грозно взглянул из под седых бровей на притихших влюбленных голубков:

– Что за бардак на столе, и что это за антропологические новости? – тыкнув пальцем в сторону Лапкина, строго спросил начальник экспедиции.

– Это мой троюродный брат из глухой сибирской деревни. Приехал в гости. Ну, мы выпили помаленьку, как бы, за встречу и археологию – осторожно оправдалась мудрая Карина.

– Так чего ждете? За встречу, так за встречу. Как бы, наливай! – потребовал повеселевший профессор.

– А кто эти добры молодцы у входа в палатку? Остановили, напугали, обыскали. Хорошо, денег с собой не взял, а то случился бы у меня финансовый убыток – понизив голос поделился опасениями Кляров, трясущимися руками разливая по древним граненым стаканам из коллекции экспедиции, хмельное пойло.

В пылу начавшейся пьянки было напрочь забыто древнее грозное предупреждение Геракла. Да и откуда в такой пустыне микробам или вирусам взяться? Ведь прошло, не много, не мало, тысячи три годков. Небось с голодухи все подохли, резонно рассуждали участники застолья, к которым прибавилось два мордоворота личной охраны Лапкина и постоянно улыбающийся повар‑китаец. Вольная русская песня про черного ворона над буйной головой полетела над палаточными окрестностями, предрекая скорое, бесславное окончание дружеской попойки, на зависть западным яйцеголовым наукоманам, которых невнимательные русские не пригласили выпить и закусить на халяву. Лишь странная южная луна и звезды осуждающе взирали с небес на беспечных людишек, покусившихся на самое святое – свое существование.

 

Конец ознакомительного фрагмента