Кому принадлежишь ты?

У меня совершенно не было настроя на интеллектуально – пустые беседы.

– Ответь, пожалуйста.

С этим клиентом общение переходило все грани, я чувствовала себя куклой в его руках, но при этом знала, что он нуждается во мне. Я была почти уверена в том, что у него обостренная шизофрения – все разговоры сводились к невозможности и неустроенности этого мира, а тело, по его словам, стремилось в иной мир. Он утверждал, что точно знает дату своей смерти, но это знание не зависит от болезни.

Он был на обследовании, прошел всех врачей, в его диагнозах не обнаружилось ничего серьезного, но он продолжал утверждать, что скоро умрет. И самое интересное, психологическая экспертиза поставила неоспоримый диагноз – здоров.

Обо всем этом поведал мне он сам, в течение предыдущего месяца. Для меня уже стали привычными постоянные разговоры с ним и признаюсь, что логики в его словах практически не было, но поглощающий и непреодолимый профессиональный интерес я так и не научилась скрывать. Он знал это. И пользовался.

– Так, ладно, – выдохнула я, – Играем по Вашим правилам и пусть это не профессионально с моей стороны. В моих представлениях, помимо реального мира, в котором я живу, существует еще два: один из них – Мир Морфея – иначе Мир Грез или просто Сны. Второй – Фантазия – моя личная фантазия, представления и воображение.

– Не плохо! – пропел он и чуть тише добавил, – Для обычного человека.

– Что, простите? – уже почти не воспринимая всерьез его слова, переспросила я, давая ему возможность исправиться.

– Я говорю, что у Вас радикальные взгляды и суждения.

– А какие суждения и взгляды у Вас? – передала ему пас.

– Я просто верю.

– Во что же?

– Во все, что вижу. Я знаю: кто я, кто Вы, кто есть каждый. Я знаю, кому принадлежу и кем ведом. Я знаю, когда умру, и кто за мной придет. Я знаю кто я. А вы?

– А мне просто нравится жить в неведении, – откинувшись в кресле, выдохнула я и прикрыла глаза.

– Возможно, Вы правы, Алана. Но как изменилась бы ваша жизнь, знай Вы, когда умрете?

– Не знаю и просто счастлива. Мысль о смерти всегда пугает сильнее, чем сама смерть, – даже не задумываясь, отчеканила я.

Он выдержал паузу.

– Скажите, существует ли хоть минимальная возможность услышать ваш голос не в трубке телефона, а в настоящей жизни?

– Прошу простить, но это предложение переходит рамки дозволенного. Наши разговоры записываются, и я не хотела бы, чтоб у меня были проблемы.

– На протяжении месяца Вы – единственный человек в ЭТОМ – он сделал ударение на слове, – мире, кто разделял со мной мои мысли! – не унимался он, – Не отказывайтесь! Я не причиню Вам вреда. Обещаю.

Я думала, что ослышалась – он предлагал мне встречу с глазу на глаз. Мое тело напряглось, и я, выпрямившись в кресле, нервно сглотнула. После всех моих насмешливых мыслей о его нормальности и нелепости высказываний, я неуверенно прошептала:

– Я не… Не думаю… – как будто кроме отрицательного ответа могло быть другое решение этого вопроса. Не могу понять, почему мой голос дрогнул, а сказать твердое «нет» не повернулся язык.

Вошел Эдмон. Я сразу пришла в себя, будто пробудившись от дурманящего сна, и проговорила в трубку:

– Простите, это невозможно.

– Я позвоню Вам завтра, – уловив мое настроение и невозможность продолжать разговор, закончил он, – Надеюсь, Вы измените свое решение. Всего хорошего.

Я положила трубку и наигранно повседневно выдохнула, вымученно улыбнувшись собеседнику. Эдмон присел на край стола и пригладил мой выбившийся непослушный локон, заправив его за ухо.

– Устала? – спросил он, но взгляд его странно блуждал по кабинету, пока и вовсе не остановился на стуле напротив меня.

– Можно вопросом на вопрос? – глядя на его лицо, произнесла я.

Он улыбнулся в ответ.

– Ролан не рассказывал тебе, открывали ли заблокированному парню доступ на мою линию?

– Какому парню?! – задумался он, наконец оторвав взгляд от стула и направив его на меня, – Ах, это… Нет, ничего не говорил. Все звонки проходят через Рауля, у него и спроси.

Я вскочила и направилась к Раулю, бросив только:

– Сейчас вернусь, ставь чайник.

 

Глава 2. Его зовут Эмиль

 

По дороге обдумывала, что именно заставило меня усомниться в вопросе встречи с этим ненормальным типом:

«Неужели способна была сказать „да“!? Как вообще могло в голову прийти такое?!» – стуча каблуками по серой плитке, злилась я.

– Рауль, привет! – я вошла без стука и сразу направилась к его столу.

– И тебе, коль не шутишь! – привычно отшутился он.

– Кто звонил мне в последний раз? Ты отследил звонок? Почему не оборвал? Ведь тебе не давали разрешения на доступ вызовов этого парня? – я завалила его вопросами, не дожидаясь пока вновь запоют практически неумолкающие телефонные аппараты.

– Стоп! Стоп! – вытянув вперед руку, воскликнул он, – О ком речь? Последней звонила женщина, – сверившись с монитором, испещренным мелким шрифтом, понятным только ему, сказал он, и продолжил, – И если мне не изменяет память, говорили вы о ее проблемах с ребенком‑подростком, – он взглянул на мое лицо и уверенность в его голосе все больше стала сходить на «нет», пока он и вовсе не стал спотыкаться о слова, – Который… Эмм, приходит домой за полночь. Или нет?

– Ч‑тто? А… – тут же поправила я, – Ну да, да! – и словно отключилась, почти не слыша последних его слов.

«Как такое возможно?! Полчаса разговаривать с человеком и чтобы его звонок не был отслежен?!»

Я запаниковала.

Рауль оценивающе обсматривал меня и хмурил брови, решая, о чем именно надо спросить в первую очередь.

– Все нормально. Переутомилась, – опередила его я, глупо улыбаясь.

Он недоверчиво кивнул, но продолжать не стал, спросил только:

– Ты была у Ролана? Он уже рвет и мечет.

– Никуда он не денется, – кинула я, выходя из кабинета.

Вернувшись к себе и, прикрыв за собой дверь, обреченно облокотилась на нее, закрыв глаза. Эдмон озадаченно обсмотрел меня с головы до ног и с набитым ртом спросил что‑то вроде: