Кречет 2

Незнакомец ничего не ответил, а молча вышел из комнаты. Вот, блин! Немой что ли? Ну и хрен с ним. Главное, что спас меня и сейчас еду принес. Значит, убивать меня не собирается. Наверное.

Я взял ложку и хлебнул супа. На вкус, как луковая шелуха, такой же горький, но есть можно. Из чего это он? В бульоне всплыла нога кузнечика. Твою мать! Я чуть не вывалил немногочисленное содержимое желудка обратно в тарелку. С отвращением отодвинул похлебку. Посидел подумал…

Ну а что я хотел? Где ж сейчас мясо взять? Вон корейцы и прочие аборигены всегда такую пищу жрали, и ничего. Хотя, говорят, что это они только туристам жаренных тараканов и гусениц готовили, сами они такое не едят… Ох, как жрать‑то охота… Дня два ничего не ел. Я посмотрел на электронные часы (это единственно что осталось у меня из прошлой жизни). Благо, я их носил на левой руке, и они уцелели. Мой глаз никак не хотел фокусироваться на маленьких циферках даты. Я прищурился и охренел! Я пролежал без сознания почти неделю! Так вот почему так жрать охота.

Но сразу есть много нельзя. Бульон с насекомыми не слишком калорийная пища. Этот, в халате, наверное, понимает, что к чему. Я нехотя придвинул тарелку обратно к себе. Понюхал, словно пес, который нашел сомнительную падаль, вздохнул и залил ложку жижи себе в рот. Проглотил. Сдержал рвотный спазм и закинул следующую ложку. А потом еще. Тарелка опустела быстро. Я облизнулся. Голод до конца не утих. Но для первого раза хватит. Не хочу блевать кузнечиками…

Я доплелся до кровати и плюхнулся на удивительно белую простынь. Как я еще не измарал её своими лохмотьями? А нет… Лохмотьев больше нет на мне. Я тоже одет в халат‑кимоно. Или это пижама такая? Не разбираюсь я в китайских приблудах. Никогда не понимал, как можно драться в халате…

Сейчас немного полежу и пойду искать своего спасителя. Раз он немой, пусть хоть на пальцах объяснит, зачем меня спас, и кто он вообще такой… Я закрыл глаза и снова вырубился…

Проснулся, когда солнце сбежало за макушки деревьев. В полумраке комнаты чадила свеча. Я встал с кровати и хотел подойти к двери, но увидел в углу в кресле силуэт человека.

– Бл*ть! – вырвалось у меня. – Как ты меня напугал. – Фу‑у‑х!

Мой спаситель сидел и молча смотрел на меня.

– Где тут у тебя туалет? – спросил я. – Туалет, понимаешь?

Я жестом единственной руки показал недвусмысленный жест, изображая как собираюсь отлить. Незнакомец молчал.

– Тьфу, ты! Послал бог немого. Теперь даже поговорить будет не с кем.

– Почему ты решил, что я должен с тобой разговаривать? – раздался из темного угла голос.

Я аж подпрыгнул на месте:

– Блин, опять ты меня напугал! Так ты что, оказывается не немой?

– Ты не заслужил пока моего внимания, – ответил тот спокойным и ровным голосом, будто хотел меня загипнотизировать.

– Не думал, что общение надо заслужить, – улыбнулся я, пытаясь разрядить обстановку.

– В твоем случае да.

– Это почему же?

– Если хочешь узнать человека, – незнакомец сделал многозначительную паузу, – сделай вид, что не понимаешь его… И он сам тебе раскроет свою сущность.

– И что ты такого обо мне узнал?

– Ты труслив и эгоистичен.

– Спасибо за откровенность, но это я и сам знаю. И ни от кого не скрываю.

– Такие люди мне не нравятся. То, что я тебя спас – ничего не значит. Ты окрепнешь и уйдешь отсюда.

– Куда я уйду? У меня одна рука и один глаз, а вокруг стаи зомби…

– Это не моя проблема…

– Прости, чувак, если как‑то тебя обидел, но дай мне шанс. Я могу измениться…

– Еще раз назовешь меня чуваком, и уйдешь прямо сейчас. Называй меня Мастер.

– Прости, Мастер, меня Рудый зовут… Где мы находимся? Ты здесь живешь один?

– Это охотничьи дом. Я здесь с начала эпидемии. В лесной глуши почти нет зомби и таких людей, как ты.

– Я не самый худший вариант человека. Просто ты еще не встречался с апостолами.

– Я слышал про них… Это сделали они? – Мастер кивнул на мою забинтованную руку.

– Да…

– Как это случилось?

– Нас схватили охотники за рабами. Мы с друзьями попытались сбежать. Но бандит хотел пристрелить Энн, она одна из наших. Я накинулся на него, думал успею выхватить обрез. Но картечь оказалась быстрее…

На каменном лице Мастера я уловил еле заметное удивление. Он не смог полностью утаить внезапные эмоции.

– Почему они тебя не убили?

– Думали, что я сдох… Честно говоря, я сам думал, что сдох.

– Возможно, я позволю тебе остаться, – неожиданно выдал Мастер. – Посмотрим, способен ли ты меняться…

 

* * *

 

Почти месяц я жил у отшельника. Рука заживала на удивление быстро. У Мастера имелся запас бинтов, антибиотиков и прочей фармы. Он оказался продуманным и вовремя слинял из мира цивилизации в глухомань, запасшись всем необходимым. Его небольшой домик состоял всего из двух комнат: кухни, совмещенной с гостиной и спальни, которую он отдал мне, пока я был в критическом состоянии. Но сейчас мне стало намного лучше и я переехал на диван в гостиную.

Я постепенно привыкал к жизни с одной рукой, но боялся подходить к зеркалу (вместо зеркала на стене висела отполированная серебристого цвета металлическая тарелка). Всякий раз проходя мимо нее, я отворачивался. Не мог смотреть на обезображенную шрамом одноглазую рожу.

На глаз отшельник соорудил мне повязку из черной кожи, и вкупе с отросшей рыжей бородой, я стал походить на пирата, ну или на другого викинга.

Рука все еще болела, но мастер заставлял меня ей шевелить. Говорил, что кровь надо разгонять и нельзя, чтобы мышцы атрофировались. Хотя на хрена мне на ней мышцы, если кисти нет. Но я покорно выполнял его странные требования и старался не спорить. Спорить с сектантом – это все равно, что окоп чайной ложкой рыть. В том, что он сектант я не сомневался: в доме на стене висели какие‑то азиатского вида мечи. Гобелены с иероглифами и прочая “шаолиньская” муть. Хотя, наверное, это называется не сектант, а как‑то по другому… Не силен я в этом.

Как только рана зажила, каждое утро отшельник стал выгонять меня во двор. Заставлял обливаться ледяной водой из ручья. А потом давал в руку деревянный меч и хвостал меня такой же палкой. К занятиям я по началу относился скептически, всегда пытался отлынить, ссылаясь на боль в руке, но Мастер быстро меня выкупил.

– Если не хочешь, чтобы я тебя выгнал, – говорил он. – тренируйся. Это мой дом, и ты будешь здесь жить по моим правилам. А основное правило бойца – ни дня без тренировки…