Крик в горах

Однажды тёплым майским утром охранник галереи, ещё толком не проснувшись, отчаянно зевая и гремя ключами, открыл входную дверь. Каждое утро у него была маленькая традиция – пройти по галерее и мысленно поздороваться со всеми картинами. Человеком он был небезразличным к искусству и оттого испытывал к работам художников нечто вроде уважения, как если бы они были живыми. Включив свет в главном зале, он стал медленно прохаживаться вдоль картин, в тысячный раз рассматривая знакомые до боли пейзажи, лица людей, городские площади и яркие краски абстракций. «Неплохо выглядишь сегодня, красотка под зонтиком. Дождь, ты уже вызвал всемирный потоп, давай заканчивайся скорее. О, привет, старина неизвестный, что‑то ты сегодня бледноват». Вдруг охранник резко замер на месте. Холодный ужас быстро побежал по спине мурашками. Он быстрым движением протёр глаза, будто сбрасывая с себя остатки сна, и снова посмотрел впереди себя. Стук его сердца, казалось, отдавался эхом в галерее. На печально известной картине «Старинный танец» никого не было.

 

В библиотеке

 

Я учусь в школе и люблю одного человека.

– Знаешь, в любовном страдании есть поистине что‑то возвышенное. Чем больше ты думаешь о предмете своей страсти, тем тоньше становятся чувства, тем острее воспринимается всё, что происходит вокруг. Взгляни на ту яблоню – она красиво цветёт, правда? Но влюблённый человек увидит не просто нежные белые лепестки, а сверкающую красоту этого дерева. Ему будет казаться, что оно восхитительно, горько прекрасно. Потому что он влюблён. Безответно или безнадёжно. Он не глупеет как человек, на чью любовь отвечают взаимностью, он просто становится на голову выше других. Поэтичнее, глубже. Ты помнишь картину Эдварда Мунка «Расставание»? Помнишь напряжённую руку мужчины? Помнишь его лицо? Оно печально, бледно, но оно так одухотворённо, что забыть его сложно. Только несколько чёрных штрихов на его лице делают картину незабываемой.

Так говорила моя бабушка, когда я спросила её в детстве, что такое любить безответно. Я услышала эту фразу в фильме, помню, что главная героиня придавала этому очень большое значение: она много плакала, тяжело вздыхала, постоянно думала о своей любви и смотрела печальными глазами на всё вокруг. Я не могла понять, что же такое страшное она испытывает, но мне было ясно, что это чувство не из приятных. После слов бабушки оно разожгло во мне любопытство ещё больше: мне вдруг тоже захотелось быть выше других, тоньше и загадочнее.

Возможно, в тот день я отправила некий запрос во Вселенную, а может, жажда чувства безответной любви заложилась в памяти, потому что спустя пять лет со мной всё и произошло.

Я учусь в престижной гимназии. Все мои одноклассники делятся ровно на две категории – ребята из интеллигентных образованных семей и дети просто богатых родителей. Конечно, как это обычно бывает, каждый из нас принадлежит к тому или иному мини‑сообществу в классе, из которого выйти практически невозможно. Дети богатых общаются только друг с другом, постоянно вместе фотографируются, демонстративно отправляют друг другу валентинки на четырнадцатое февраля, громко целуются и обнимаются при встрече. На других они смотрят не то чтобы с презрением, но и без особой любви. Есть у нас в классе и маленькая группка технически одарённых тихих мальчиков в помятых рубашках. Они постоянно обсуждают компьютеры, видеоигры, «Звёздные войны» и настолки. У девочек они не пользуются популярностью вообще. С одним из таких я сижу за одной партой. Долгие месяцы мы практически не общались, потому что не знали о чём, пока однажды я робко не попросила у него списать домашнее задание по математике. Лёд между нами постепенно начал таять, списывала с тех пор я у него не раз. Он сразу же возомнил, что теперь прав у него по отношению ко мне больше, поэтому периодически мне приходится задерживаться в школе, чтобы не идти с ним вместе домой. Я вижу его своим соседом, хорошим и умным знакомым, разбирающимся в математике и физике, не более того. Он неинтересен мне, ведь влюблена я в совсем другого человека.

Того, которого я тайно люблю, зовут Стефан. Для нашей страны это имя относительно экзотично – по крайней мере, далеко не в каждом классе встретится мальчик, которого так зовут. Я люблю произносить его имя перед сном. «Стефан…» – шепчу я, и воображение относит меня куда‑то в дальние края, где не живут Андреи и Миши, где высокие небоскрёбы, дорогие машины на улицах и сверкающие витрины магазинов на главных улицах. Он всегда выделяется на фоне своих сверстников. Несмотря на то что в гимназии строгий дресс‑код и мы все обязаны выглядеть по‑деловому, на многих из нас, особенно на мальчиках, пиджаки выглядят нелепо: то рукава слишком длинные, то всё обтрёпано и грязно, то не подходит по размеру. На мальчишках костюмы смотрятся немного смешно и даже глупо, как дурацкие колпаки на котах или собаках, которые любят надевать им хозяева на день рождения. На всех, но не на Стефане. Тёмно‑синий костюм сидит на нём идеально, кажется, что он в нём ходит с самого рождения. «Элегантный, как взрослый английский джентльмен», – подумала я о нём впервые, когда увидела на школьной сцене, где Стефан и его одноклассник играли какую‑то роль в школьном спектакле. В нашей гимназии углублённо изучают английский язык, литературу и культуру Великобритании и Америки. Мы все хорошо говорим по‑английски, но Стефан и здесь превзошёл многих. В спектакле разыгрывалась сцена из романа «Театр» Сомерсета Моэма, где он играл сдержанного мужа главной героини. Его красивейшее американское произношение, естественность, с которой он выдавал реплики, умение ставить акценты на определённых словах, вызывая таким образом смех или гробовое молчание в зале, не могли никак оставить меня равнодушной. Родители Стефана, по слухам, были дипломаты, и я часто воображала, как он путешествует с ними по миру, как много он, наверное, уже повидал. Конечно, он не мог так здорово выучить язык здесь у нас, наверняка он уже общался с американскими коллегами родителей, прогуливался по Бродвею и, кто знает, может, уже повидал американского президента на каком‑нибудь приёме в Белом доме! Воображение моё рисовало Стефана в Нью‑Йорке, возле Букингемского дворца в Лондоне, на приёме у английской королевы, у Эйфелевой башни в Париже и во многих других удивительных местах. Такой парень, думала я иногда, просто не может общаться с другими ребятами на равных, он слишком многое уже повидал, слишком образован для этих идиотов в мятых пиджаках. Кто же его друзья? Дети других дипломатов? Хотя, наверное, в нашей стране друзей у него особо и нет, все они живут за границей.

Возле Стефана постоянно крутится моя одноклассница и ещё одна девочка из его класса. Мне это никогда не нравилось. На переменах они втроём неспешно прогуливаются по коридорам. Ревность во мне кипит как смола. Моя одноклассница никогда не славилась особым интеллектом, она никогда ничего не понимает на уроках, а от её произношения в английском вянут любые уши. Она часто и много заливисто смеётся, даже когда знает, что в очередной раз сморозила глупость. У неё длинные худые ноги, и она очень любит их демонстрировать, закинув ногу за ногу на уроке и приподняв юбку чуть выше, чем это выглядит прилично. Со Стефаном она смеётся не переставая. Я морщусь, когда это слышу. «Зря стараешься, – думаю я, в очередной раз видя, как она широко открывает рот, чтобы продемонстрировать ему свой лошадиный смех, – такие дуры его мало интересуют. Своим смехом ты только отпугиваешь всех вокруг». Стефан, судя по всему, не из робкого десятка, потому что вместе я их вижу с завидной регулярностью.