Кровь алая и кровь серая
Двадцать седьмой – человек, от которого теперь зависело если не всё, то очень многое – представлял собой жалкое зрелище. Он был невероятно истощён и, судя по всему, потерял рассудок. Больной дёргался, из уголков его рта стекала мутная жёлтая слюна, взгляд левого глаза (правый скрывался под коркой из грязи, засохшей крови и спутанных волос) был совершенно безумен. Всё тело Двадцать седьмого покрывали гноящиеся раны. Он дышал тяжело и часто и, похоже, был едва жив.
– Нашла? – Хайшин незаметно подошёл сзади. – О, да он не жилец.
– Я его вытащу, господин Хайшин! – Вита подняла взгляд на главного лекаря.
– Только время зря потратишь! – пробурчал Хайшин, а затем повернулся к санитарам: – Утилизировать этого доходягу!
– Нет! – Вита решительно встала, глядя лекарю прямо в глаза. – Его ещё можно спасти, и я это сделаю! Это же в ваших интересах, господин Хайшин! Его кровь подходит идеально. А если мы преуспеем, то вся честь вам достанется! И деньги! Подумайте!
– Ах ты, дерзкая баба! – лекарь со всей силы толкнул её, и Вита еле удержалась на ногах. – Но за лекарство действительно хорошо заплатят… Ладно, попытайся что‑нибудь с ним сделать, а я пока пойду доложу твоему хозяину. Но если ему что‑то не понравится… Я на тебе места живого не оставлю, так и знай! А теперь забирай это отребье и пошла вон!
Доктор Ровенски быстро закивала и, аккуратно завернув Двадцать седьмого в одеяло, подхватила его на руки. Пациент оказался очень лёгким – Вита без труда донесла его до своего закутка. Там она положила бедолагу на кушетку и склонилась над ним:
– Ну, привет, что ли. Меня зовут доктор Ровенски, можешь называть меня просто Вита. Своё имя ты мне вряд ли скажешь, так?
Двадцать седьмой немного успокоился. Он больше не дрожал, его дыхание стало ровным. Вита улыбнулась:
– А ты крепкий парень, да? Потерпи чуток, я сейчас схожу за водой и приведу тебя в порядок. Ты, Двадцать седьмой, очень важная персона, так что, давай, держись. Я в тебя верю, уж не подведи меня.
*
Прошёл час. Шторка, прикрывавшая вход в Витин «кабинет», приоткрылась, и на пороге показался Зайрут. Он удивлённо приподнял бровь:
– Витка, ты чего ревёшь? Сдох, что ли, пациент твой? Да вроде дышит…
Наместник кивнул на Двадцать седьмого. Тот лежал на кушетке вымытый, перевязанный и обритый наголо. Грудь его едва заметно вздымалась. Вита, сидя на стуле, вытерла заплаканные глаза рукавом:
– Всё в порядке, господин наместник. Это нервы. Тяжёлый был пациент.
– Но ты справилась, я надеюсь?
– Да. Жив он. Спит. Я образцы крови взяла, – Вита кивнула в сторону стола, на котором стояло несколько пробирок. – Их теперь можно использовать их для создания лекарства.
– Посмотрим, – Зайрут поджал губы. – Это уже будет господин Лишран решать.
– Кто‑кто?
– Новый наместник. Меня переводят. А ты остаёшься здесь. У меня не очень хорошо с деньгами, поэтому я тебя продал господину Лишрану. Он мне пять тысяч золотых отвалил, как за пару хороших скакунов. Можешь гордиться. А теперь вытри сопли и пойдём – передам тебя твоему новому хозяину. Он и будет решать, что с тобой делать. И с доходягой этим заодно.
