Лавандовая ветвь

На следующий день я встала без будильника в двадцать минут седьмого. Не спеша включать телефон, я всерьез задумалась о том, чтобы по пути на работу обзавестись новым номером. Только сначала напишу Эбигейл: какого черта она раздает мой номер налево и направо, ведь откуда еще Дьявол мог его заполучить? Еще оставался нерешенный вопрос с Коннором. На свежую голову мне показалось, что я поступила глупо. Очевидно, что я имела право рассердиться, завидев подозрительные сообщения, и все же та ночь… она вернула меня во времена первого курса. В начало нашей истории.

– Привет, сестренка, можно тебя на пару слов? – перехватил меня Пабло, как только я вышла из душа.

– Сердишься на меня?

Я тут же принялась строить глазки, как в десять лет, когда пыталась выпросить у брата последний кусок шоколадки или новую игрушку. Несмотря на весь мой не самый положительный настрой перед свадьбой брата, я не могла не заметить, каким счастливым он стал. Его обычно печальные карие глаза теперь сияли, некогда твердый голос становился мягче в присутствии Евы, и, главное, Ева ведь тоже помогла Пабло справиться с горем. Так что теперь под прицелом его темных, жгучих испанских глаз я покраснела от стыда за вчерашние колкости.

– Пабби, прости меня. Я не хотела ехидничать, просто… ты ведь и сам понимаешь, какие у нас трудности? Лондон…

– Сел, помолчи. Вот, возьми пирог. – Пабло положил кусок малинового пирога на блюдце и придвинул ко мне. – Будешь чай?

– Угу.

– Я не сержусь на тебя и понимаю, что ты беспокоишься о семье. Я тоже о ней беспокоюсь. Разве ты не видишь, что и я пашу как проклятый? Знаю, тебе кажется, что я где‑то прохлаждаюсь, раз приношу домой копейки, но… обещай, что не скажешь маме?

– Боже, ты просишь совсем как в тот раз, когда разбил ее драгоценную шкатулку… а ведь выхватила ее я, и никто меня не выгородил! – припомнила я, усмехаясь.

Пабло расплылся в улыбке, от которой на щеках появились ямочки.

– Зато потом я отплатил тебе, отдав свой компьютер, а это, извините, жертва всех жертв для четырнадцатилетнего мальчишки! Ладно, ближе к делу. Ты ведь обещаешь?

– Смеешь спрашивать? Разве я, как Мэттью, люблю потрепать языком?

– Так вот, Сели, последние четыре года я… копил. Копил на дом. Конечно, не обошлось без помощи дяди Майкла, но его вложение – сущий пустяк. Дом, конечно, тоже не сказка, но хотя бы свой. Совесть не позволила бы мне жить с родителями Евы, а сюда ей не перебраться – не спать же нам в одной комнате с Мэттью? Или, того хуже, пришлось бы переселить тебя к нему и…

Пабло все говорил и говорил, а я ни куска проглотить не смогла, ни слова вымолвить. Мой брат купил дом. Свой дом.

– Пабло! – Я бросилась ему на шею и расцеловала смуглые щеки. – Бесстыжий врунишка! Мне бы поругать тебя за твои секреты, но я слишком горда!

Пабло, довольный, принимал мои поздравления.

– Но почему же ты не скажешь маме? Она так вообще до потолка подпрыгнет.

– Ты думаешь? А у меня предчувствие, что она обидится. Ведь вместо того чтобы полноценно помогать вам, я…

– Перестань! Тебе двадцать шесть, у тебя давным‑давно своя жизнь, и что же, до сорока надо было ждать, когда Божественное провидение пошлет тебе собственное жилище? Ты трудился и копил, не забывая давать матери и нам хоть какие‑то средства. Теперь ты можешь с гордо поднятой головой привести свою невесту в собственный дом. Пабло, это же такое счастье! Ох, как я мечтаю о своем доме…

– Ну ладно тебе, Сели, ты и дома‑то не бываешь! – усмехнулся Пабло.

– А Ева знает? – спросила я. Мне было очень интересно своими глазами увидеть реакцию невесты брата: гордилась ли она им?

– Да, я… устроил ей сюрприз. – Лицо у Пабло преобразилось, и он стал похож на того Пабло, который с энтузиазмом зачитывал папе свои первые стихотворения. Жаль, что начинающему поэту пришлось идти на завод. – Пригласил на свидание. Она была уверена, что мы едем в театр, но нет… Когда мы проехали мимо театра, она стала возмущаться, мол, зачем я завез ее в район частных домов. Тогда я подъехал к дому. Ну ты ведь помнишь Борнвилл?

Я кивнула, едва не всхлипнув. До Борнвилла от нашего района далековато. Мы были там всей семьей всего несколько раз, но я запомнила чувство абсолютного комфорта и восхищения похожими друг на друга симпатичными домиками.

– Ну вот. Я вышел из машины, открыл ей дверь, протянул руку в сторону нашей новой обители и сказал: «Теперь он наш, Ева!»

– А она? Что она?

Я во всех красках представила себе этот романтический жест.

– Плакала так, будто мы не новоселье отмечали, а провожали усопшего. Не отходила от меня ни на минуту, – гордо заявил Пабло.

Тут в дверях показалась мама, и мы смолкли.

– Что у тебя с глазами, Селина? – выпалила она первым делом.

– Не выспалась, – пожала плечами я.

– Исхудала ты тоже из‑за недосыпа? – ласково улыбнулась мама, присаживаясь за стол. – О чем болтаете?

– Да так, все о свадьбе! – бросила я. – Мне пора сушить голову и собираться на работу, всем хорошего дня!

 

* * *

 

Закончив с волосами и макияжем, я вылетела в прихожую. В светлых джинсах‑тубах и белом джемпере, быстрыми движениями натягивала белые кроссовки на высокой платформе, когда подошел Пабло и шепнул на ухо:

– Маму ты, может, и обдуришь, но не меня. Я‑то знаю, что глаза и нос у тебя краснеют только после истерик. Ну? Случаем, не Коннор им причина?

– Пабби… – умоляюще посмотрела я на брата.

Коннор – не та тема, которую я хотела бы обсуждать перед тяжелым рабочим днем. Перед бесконечной чередой рабочих дней.

– Сел, скажи только слово, и я разберусь с этим кретином, хорошо?

Я чуть не рассмеялась от умиления. В такие моменты я думала о том, какое счастье иметь старшего брата.

– Спасибо, дорогой, но все в порядке. Я правда очень устала. Но сейчас, кажется, «Лавандовая ветвь» постепенно обретает популярность. – Я вкратце поведала брату о своей оригинальной задумке с веточками.

– Ты всегда внимательно слушала бабулю Корнелию, а я вот, кроме истории о восставших из могил в День мертвых родственниках, совсем ничего не помню. Я очень рад, сестренка, что в твоем деле появился просвет, и желаю удачи.