Лето в пионерском галстуке
Саша молча залез под одеяло и повернулся на бок, ничего не ответив.
– Он смородины хотел, – выдал его Юрка. – Слушай, ты чего тут так поздно? Уже отбой давно был.
– Не могу этих оболтусов спать уложить! Девчонки мигом уснули и наверняка уже десятый сон видят, а этим будто кофеина в ужин подсыпали.
Юрка покрутил головой, всматриваясь в ровные ряды кроватей. Малышня больше не шепталась. Все напряженно и внимательно слушали не взрослых, а взъерошенного картавого Олежку, который вещал загробным голосом:
– В челном‑челном голоде, в челном‑челном доме жила челная‑челная…
– Кошка! – выкрикнул Юрка. Малышня вздрогнула и засмеялась. – Пф! Это же совсем неинтересно и не страшно.
– Еще пло глобик на колесиках знаю. Стлашилка – всем стлашилкам стлашилка!
– Ну это же тоже не страшно. Вам что, Володя хороших страшилок не может рассказать?
– Не‑а. Наоболот, он лугается, что мы стлашилки слушаем, а не спим. Только если по секлету, мы все лавно их лассказываем…
– И вы думаете, что я не в курсе? – усмехнулся вожатый. Хотел сказать что‑то еще, но обернулся, заметив, что балагур Пчелкин как‑то слишком подозрительно копошится под одеялом.
Юрка тем временем слушал Олежку вполуха, а сам думал, что Володю надо вызволять и во что бы то ни стало нужно явиться на сегодняшнюю дискотеку с ним. Во‑первых, Ксюшин долг, а долг платежом красен; во‑вторых, сам Юрка сегодня был «красен»: надел лучшие – они же единственные – джинсы и любимую коричневую футболку‑поло – гэдээровскую, дядя весной привез. Может, и зря он так нарядился? Как Ксюша его обозвала – «пугалом парнокопытным»? Вот надо было так и прийти, пусть эта змеюка пугало и целует!
Олежка зашушукал про ногти в пироге, Володя стянул с Пчелкина одеяло, победно прокричав:
– Ага! Рогатка! Так вот кто плафон кокнул!
Юрка вернулся мыслями к насущному: «Что сделать, чтобы вытащить Володю? Уложить малышню. Как уложить малышню?»
Минуты не прошло, а решение уже появилось.
– А знаете, почему Володя не рассказывает страшилок? Чтобы вы лучше спали. И правильно, ведь Володя‑то точно знает, что происходит с теми, кто не спит после отбоя…
– Что? – вылупил глаза Саня.
– Что‑то плохое? – замер вполоборота какой‑то кудрявый мальчишка.
– Что‑то стлашное? – испугался Олежка.
– Я больше не буду, – канючил Пчелкин, – пожалуйста, не забирай рогатку.
– Мамочки! – послышался тонкий девчачий голосок из‑за двери.
Володя тут же бросился к выходу ловить нарушительницу и вести ее в спальню девочек. По стону Пчелкина Юрка догадался, что строгий вожатый прихватил рогатку с собой.
Юрка уселся на свободную кровать и состроил серьезную мину:
– Сейчас я вам раскрою большой секрет. Только никому ни слова, об этом категорически запрещается рассказывать октябрятам – вы якобы маленькие еще. Так что мне ух как уши надерут, если узнают… – Его перебил нестройный хор, пылко дающий клятву не выдавать рассказчика. Юрка прокашлялся, придал голосу устрашающий тон и начал: – Ночью по лагерю ходит настоящее привидение! Давным‑давно, еще до Великой Октябрьской революции, неподалеку стояло барское поместье, а в нем жили молодые граф с графиней. Как говорится, жили – не тужили, хоть и женились по расчету…
– Юла, а по ласчету – это как?
– Олежа, не перебивай. А по расчету – это когда родители договорились поженить детей, а дети мало того что совсем маленькие, так даже не знакомы. Это делали, чтобы денег было больше, – объяснил Юрка как умел.
В комнату вернулся Володя. Довольный, аж горели глаза, он сел рядом с Юрой, а тот продолжил:
– Так вот, граф с графиней любили друг друга по‑настоящему. Был у них большой двор, человек сто крестьян, а еще много друзей: графов и графинь, князей и княжон, и даже великий князь – царев родственничек – был графу кем‑то вроде товарища. Но вот началась Русско‑японская война, и великий князь призвал графа пойти вместе с ним во флот. И граф не смог отказаться. Он подарил своей графине на память красивую алмазную брошь и ушел воевать. Но так и не вернулся…
Малыши притихли, они все как один лежали под одеялами и таращили горящие любопытством глаза. Володя протирал краем рубашки очки и, щурясь, строго поглядывал на ребят. Юрка, удовлетворенный эффектом – дети заинтересовались, – продолжил свистящим шепотом:
– Говорят, крейсер, на котором он служил, потопили японцы. Графине сказали, что ее муж погиб, но она так его любила, что не смогла поверить и смириться. Графиня была бездетна и ждала его много‑много лет совсем одна. Она больше не носила красивых платьев и украшений, ходила вся в черном, но алмазную брошь – последний подарок мужа – постоянно держала рядом, прикалывала то к груди, то к волосам. Время шло, графиня тосковала и вскоре заболела. Она не хотела видеть никого, даже врача, и спустя год умерла. Говорят, что хоронили ее все в том же черном вдовьем платье, а вот брошь в могилу не положили. Брошь пропала! И с тех пор стала в усадьбе твориться какая‑то чертовщина. То мебель двигалась сама собой, то двери открывались. А потом, когда к власти пришли большевики и захотели устроить там санаторий, в усадьбе начали умирать люди!
В полумраке кто‑то сдавленно ойкнул, а на соседней кровати завозились – это Саша с головой залез под одеяло. Володя ткнул Юрку локтем в бок и еле слышно прошептал прямо в ухо:
– Юра, полегче, они же совсем не уснут!
Но Юрка уже вошел в раж:
– Ночью там было спокойно – ну разве что дверцы шкафов сами собой открывались, но ничего не грохотало и не шумело. А утром р‑раз – кого‑то мертвым найдут! И так что ни утро – в постели мертвец. Страшный: глаза навыкате, рот застыл в крике, язык высунут и шея… синяя! Искали виновного, искали, так и не нашли. Бросили этот санаторий. Деревенские, что жили неподалеку, в Горетовке, разграбили усадьбу: ни кирпичика там не оставили – все растащили себе дома строить. Сейчас в том месте уже ничего не напоминает о графском доме, который когда‑то там стоял, кроме одного: в зарослях черемухи до сих пор можно найти барельеф, на котором высечен профиль графини, у нее на платье прицеплена алмазная брошка. Об этой легенде все давно забыли, но вот построили наш лагерь и вспомнили! – Юрка совсем понизил голос: – Сейчас я вам открою большой секрет, только вообще никому ни слова, ладно?
– Ладно, ладно, ладно, – зашептали со всех сторон.
– Точно? Честное октябрятское даете?
– Да‑да! Ну говоли уже, говоли, Юла!
– Мертвеца нашли и здесь! Вот прямо здесь, в соседнем отряде! Покойник тут был только один, потому что после его смерти пионеры нашли его дневник, прочитали и все узнали. Он писал обо всех странностях, которые происходят здесь ночью. Мертвец этот – вожатый, совсем молодой, первый год в лагере…
– Кхм… – Володя кашлянул, скептически приподнял бровь.
Юрка хитро глянул на него и кивнул, мол, да‑да, про тебя, и продолжил:
