Лето в пионерском галстуке

– Рассказала, но кто ее послушает? «Надо было Александра Александровича попросить». Просила она этого Саныча…

– Ну а что в итоге?

– Достал я ей эту тарелку, вернул. Анечка вся сияет, благодарит, но Конев‑то все равно дебошир и шпана.

– Ладно, тут ты оправдан. А через дыру в заборе ты зачем лазишь?

– За куревом. – Юрка даже подумать не успел, выпалил как на духу.

– Ты еще и куришь?! – обалдел Володя.

– Я? Да нет. Я так, попробовать. Больше не буду! – слукавил он и от греха подальше переменил тему: – А кто тебе сказал про дыру? Я думал, о лазе не знает никто!

– Все знают. И не просто знают, а уже заделали.

– Пф… ну и пусть заделали, будто я других ходов не знаю.

Володя оживился:

– Еще есть? Какие, где?

– Не скажу.

– Пожалуйста, скажи! Юр, а если об этом мои бедокуры узнают? Сбегут ведь!

– Не узнают. И тем более не сбегут, это далеко, и из‑за роста им не перебраться, – заверил Юрка, но, услышав нервное Володино сопение, для его спокойствия добавил: – Зуб даю, не сбегут!

– Юра, если что случится… мне так всыплют, мало не покажется!

Юрка задумчиво поковырял комариный укус на локте.

– Ты никому не рассказывай, ладно? Про лаз. И про курево тоже.

– Не скажу, если лаз покажешь. Я должен сам убедиться, что через него нельзя пробраться. И что там безопасно.

– Это брод, – сдался Юрка. – Хватит паниковать. Они же у тебя не ненормальные, чтобы реку переходить, где им воды по шею. – Володя неопределенно хмыкнул, а Юрка вспомнил. – Скажи лучше, что им рассказывать завтра? Детям твоим. Я же обещал.

– Придумай. Ты так ловко эту историю забабахал, сочинишь и другую.

– Легко сказать! С брошью у меня вдохновение было, а теперь все, тю‑тю. Что бы такое сообразить? Может, про маньяка?

– Маньяка? Откуда у нас маньяки? – прыснул Володя.

– Это же просто история, вымысел, – пожал плечами Юрка.

– Нет, надо что‑нибудь более реалистичное и обязательно с моралью. Давай лучше разовьем тему поместья? Расскажем, например… про клад. Точно, давай клад?

– Хм… а это идея. – Юрка почесал подбородок. – Есть куда записать?

Володя порылся в карманах. Вытащил из левого рогатку, убрал обратно. Полез в правый, вынул ручку и свернутую трубочкой тетрадку.

– Не слишком темно, чтобы писать? – спросил, протягивая их Юрке.

– Сойдет! У меня почерк крупный.

– Тогда давай, маэстро, начинай.

– Так вот. Граф с графиней были очень богаты. Перед тем как уйти на войну, граф взял большую часть своего состояния, спрятал в сундук и где‑то зарыл…

– А графиня на что жила?

– Я же сказал «часть», вторую часть он оставил ей! Так вот. Под покровом тьмы безлунной ночью вынес сундук и где‑то закопал, отметив место клада на карте. Но даже с помощью этой карты сокровище нельзя было найти, не разгадав графские загадки… Или нет. Пусть клад не графский, а партизанский. Точно! Оружие!..

В тот вечер на дискотеку Юрка так и не явился – почти до самой ночи они просидели с Володей на карусели, придумывая страшилки для детворы и совсем не замечая бегущего времени.

 

Глава 5

Тоже мне вожатая

 

Сблизившись с Володей, Юрка начал и к театру относиться лучше. Место, которое сперва показалось ему неинтересным, уже после пары репетиций стало особенным: здесь было весело и уютно, Юрка ощущал себя полноценной частью команды. Пусть роли в спектакле для него пока не нашлось, Володя сумел сделать так, чтобы Юрка почувствовал себя нужным: он помогал следить за детворой, давал советы насчет сценария и раздачи ролей, и Володя прислушивался к ним. Юрке льстило, что ему так доверяют.

Володя начал по‑настоящему нравиться ему. Правда, задумываясь над тем, что значит само слово «нравится», Юрка недоумевал. Оно звучало странно, ведь означало скорее симпатию и влюбленность, а не то, что он испытывал к Володе. И, не зная, как объяснить самому себе это чувство, он назвал его «желанием дружить» и даже «очень сильным желанием дружить». Такого с Юркой никогда не случалось. Он впервые смотрел на другого парня так – с особенным интересом и чувством соперничества, причем, что было и вовсе удивительно, соперничества не с самим Володей, а с девчонками за его внимание.

Постановка спектакля продвигалась медленно, но уверенно. На третьей репетиции утвердили четыре главные роли, но оставалось еще много вопросов со второстепенными – не хватало актеров, в театральный кружок почему‑то мало кто хотел записываться.

Главную роль Зины Портновой отдали Насте Мильковой – пионерке из второго отряда, которая прекрасно читала текст и даже внешне походила на Зину: те же темные волосы, большие круглые глаза и невысокий рост. Вот только смелостью Настя не отличалась – очень нервничала, когда говорила свои слова, от волнения у нее даже краснели руки. Младшую сестру Зины – Галю – предстояло сыграть маленькой рыжей Алене из Володиного отряда. Роль Ильи Езавитова все же отдали Олежке. Хотя Володя до сих пор сомневался, выбирать не приходилось: пусть Олежка картавил, но справлялся с текстом на уровень выше остальных и очень старался. Брата Ильи – Женю Езавитова – назначили играть Ваське Петлицыну. Тот был тем еще бедокуром и шкодником, но в роль вжился быстро и отлично отыгрывал.

Ульяна отвоевала себе роль Фрузы Зиньковой, секретаря и главы «Юных мстителей», но по взгляду Володи становилось ясно, что он очень недоволен ее игрой. Зато Полину сразу утвердили на роль чтеца – закадровый голос у нее получался замечательно. Просьбу последней из троицы, Ксюши, услышали и удовлетворили на первой репетиции, и она очень гордилась званием костюмера, хотя не сшила и даже не скроила еще ни одного костюма. Машу, которая, по мнению Юрки, умела играть только «Лунную сонату», за неимением лучшего утвердили пианисткой. В лагере было множество разнообразной техники, и осветительной, и звуковой, всякой, но Володя настаивал на «живом» аккомпанементе, аргументируя тем, что тридцать лет назад спектакль сопровождала живая музыка, а именно – фортепианная.