Летопись Океана. Старый город
На берег были доставлены двое пассажиров – редкое исключение для военного судна. Ими оказались двое скромных монахов.
– Вовсе нет! Вас невозможно спутать! Ваши глаза смотрят в самую глубину души. А глаза Шарля пусты, как глазницы мертвеца. Вашего взгляда я боюсь, боюсь утонуть в нем, как в море… Вы – другой, не такой, как мистер Доуэл… И мне… страшно признаться, но…
Абель осторожно коснулся кончиками пальцев ее нежных губ. Их взгляды встретились, и в глазах друг друга они прочли все то, что обычно люди облекают в слова, произнести которые бывает очень и очень непросто.
Следующим утром корабли взяли курс, указанный Шарлем Доуэлом. Король, не один год бывший ярым противником оседлости, внезапно согласился с доводами друга о постройке собственного города‑базы и безоговорочно доверился ему во всех связанных с постройкой городка вопросах.
***
Команда Шарля Доуэла трудилась не покладая рук. Вчерашние пираты умело брались за рубанок и молоток, становясь отменными плотниками и каменщиками. И все то время, что строился город‑база, Азалия Кондор – рыжеволосая дочь цыганки – была рядом с Шарлем. От нее Доуэл многое узнал и многому научился, обретая уверенность в своих силах и развивая собственный дар. Рыжеволосая оставалась для Доуэла верным другом и помощницей, хотя он надеялся на большее, но не смел просить об этом.
– Как вы познакомились? – как‑то вечером спросила Азалия Шарля, когда они отдыхали после напряженного трудового дня, сидя на ступенях лестницы, ведущей на квартердек «Вандерера».
– Мы с Абелем выросли вместе, – улыбнувшись, ответил Шарль, – а с Морисом… это долгая история… И очень кровавая, но… если хочешь, я расскажу ее тебе. По секрету.
– Очень хочу, – улыбнулась Азалия.
– Мой отец был корабельным врачом и редко бывал дома, – начал свое повествование Шарль. – Поэтому после смерти матери я оказался в приюте. В Бристоле. Мне было всего 5 лет, и я мало что помню о своих родителях. – Шарль задумчиво повертел на пальце перстень с крупным изумрудом. – Когда мне исполнилось 10, я был уже первым забиякой и грозой всех мальчишек. Мадам Кингли – хозяйка приюта – не любила меня за то, что я немало досаждал ей своими проказами, но она знала о моей мечте покорить океан и, хотя часто называла меня ненормальным, все же… не противилась моей просьбе и поспособствовала моему устройству в качестве юнги на одно судно, идущее в Новый Свет. Так я оказался на Барбадосе. В качестве раба, тогда так со многими поступали. Капитан продал меня местному плантатору в качестве слуги.
– И ты смирился? – с негодованием в голосе спросила Азалия.
– 16 сломанных ребер, 3 перелома руки и многочисленные шрамы едва ли тому доказательство! – вдруг прозвучал голос Мориса, все это время молчаливо курившего трубку, сидя рядом с Доэулом и Азалией. – Этот мальчишка никогда не изменял себе!
Шарль только горько улыбнулся.
– Когда мы разграбили ту плантацию, я не мог поверить, что англичане способны превзойти испанских святош в жестокости и изощренности, однако, как оказалось, способны, – продолжил между тем капитан Фанг. – Мне было тогда почти 30, и я уже был капитаном. Люди редко идут за такими юнцами, но я был сыном священника и умел убеждать людей.
– Ваш отец был священником? – удивилась Азалия.
– А мать – портовой шлюхой на Тортуге, – грубо рассмеялся Морис. – Неудивительно, что я с малолетства подался в море и стал пиратом, а потом попал в лапы закона и много месяцев гнул спину на приисках, пока не удалось бежать. Тогда‑то я и поклялся отомстить властям… за все, что они со мной сделали и что у меня отняли.
– Из нас троих только Абель получил достойное образование и…
– Ты говорил, что вы выросли вместе, – прервала Шарля девушка.
