Малыш для генерального
– Какой еще аборт?! – злюсь я, готова надеть Федьке на лысую бошку и чахлую гвоздику, и тухлым цитрусом запустить. – Я не собираюсь делать абортов, и клинику мне оплачивают с работы!
– Марьяш, я что пришел, – немного потухает бывший муж. – Я все, завязал!
– Чего ты там завязал? – мне неприятно находиться с бывшим в одной палате. Он меня раздражает.
– Дык по бабам таскаться завязал! Марьяш, давай обратно вместе жить! Ну его на фиг и этих телок левых, и твоего спиногрыза… тоже левого между прочим! Я женюсь на тебе, ты сделаешь аборт, и заживем… – мечтательно закатывает чудо глаза к небу. – Даже своего собственного заделаем, раз уж ты так о сраных пеленках мечтаешь! А что? Работа у тебя хорошая, денежная. Родишь и через две недели выйдешь. Малого в ясли отдадим, а ты сцеживаться будешь и молоко ему в перерыв свой таскать… Эх, красота!!!
Еще какая… а где в этой чудесной идиллической картине, где через две недели после родов можно сдать дите в ясли и выйти на работу, так вот, где в этом сказочном царстве роль Федора? Чем счастливый папаша будет заниматься в то время как его жена Савразкой носится к ребенку в свой законный перерыв, передавая ему сцеженное молочко? Папа будет отдыхать на диване после работы? Ковыряясь в ногах и попивая пиво? Нет, уж увольте! Такого чудесного будущего мне точно не надо.
– Конечно, трудно ТЕБЕ будет поначалу Марьяш. Не высыпаться будешь, по ночам крики, оры, ранний подъем в твой офис… ну тут ты дите для себя хочешь. Так что терпеть будешь.
– Погоди, – останавливаю я чудо‑мужчину, – а если я рожу ребенка от ТЕБЯ, то ты не будешь мне помогать?!
– Зачем это еще? – то ли придуривается, то ли на самом деле идиотничает Федор. – Баба родила, пусть воспитывает! Я работаю. Приношу зарплату. Это все, что от меня требуется.
– Не смеши, а! – хмыкаю я, охреневая от его логики, – Ничего, что моя зарплата в несколько раз больше твоей?!
– Какая есть, такую и приношу! Не ценишь ты меня, Марьяш! Поэтому и гляжу по сторонам постоянно… Эх,
Марьяш… такое счастье упускаешь, аж обидно! Ты видела, как на меня бабы вешаются?! Дерутся за меня прямо! Вот то‑то же!
Глава 17
– Ты дура, да?! – надоедает Федору мое упрямство. – Я тебе предлагаю наилучший выход из этой ситуации, а ты морду воротишь?
– Не ори на меня! – рявкаю для острастки.
– Буду орать! – верещит Федор, как облезлый птенец. – Ты какую‑то ерунду несешь! В реальности вообще не обитаешь! Где‑то ребенка там состряпала на стороне и в мою квартиру притащить собираешься! Не бывать этому!!!
Так‑так‑так… что‑то Федечка, индюшонок облезлый вконец разошелся. Надо бы ему пистонов успокоительных прописать. Набираю воздуха побольше в грудь и…
Тук‑тук… – стучится кто‑то в дверь решительно.
– Простите. – на порогевозникает… Миша! Тот самый мальчик, о судьбе которого я справлялась три последних дня. – Дядя, вы так орете!
– Ты кто еще такой, сопляк? – набычивается Федя на малыша, одетого в прикольную пижаму с супер‑героями. Буду своему сыночку такие же покупать!
– Федор! Заткнись! – толкаю я в бок бывшего. – Сейчас его папа придет и наваляет тебе, идиота кусок! Тут знаешь какие крутые наследники лечатся?!
– Федор! – нисколько не смутившись, обращается к нему юноша шести лет. – На женщин нельзя кричать. Так папа говорит. А если вы будете продолжать, то я вызову охрану и вас сюда больше не пустят!
У Феди глаза сейчас повылазят из орбит. А лысина его розовеет так, будто мужчину сейчас инфаркт миокарда хватит.
– Ты… какой я тебе Федор, к черту!!! Ты, обалдел, малой?!
– Как мне к вам обращаться? – Миша – высокий, хорошо сложенный мальчик. Вырастит и будет мечтой всех девушек Москвы и области. Но сейчас он выглядит настоящим взрослым парнем. Уверенным, в своей правоте.
– Дядя Федор! – рявкает мое бывшее недоразумение.– Так зови!
– Так вот, дядя Федор, – голос Миши спокоен и уверен, – уходите. Тетя лежит в больнице. Не надо ей трепать нервы!
Мне страшно за Мишу. Глаза Федора наливаются красным. Ладони сжимаются в кулаки. Миша же спокоен, как удав. Познал,вероятно дзен с такой мамашей и вечно занятым папой. Ну, папа его хотя бы правильным установкам учит. Уважение к женщинам уж точно с пеленок прививает. Хотелось бы мне на его папу взглянуть… хотя! Мне своих мужчин хватает. На работе и дома.
– Уходите! – с нажимом повторяет мой маленький защитник.
Кого‑то он мне напоминает. И позой, и голосом, (хоть пока и детским), и решимостью… только вот кого, я понять пока не могу.
– Да пошли вы оба! – пылит Федя. – Ты – дура! Еще об этом пожалеешь! – тычет он в меня черным обгрызенным ногтем, – а ты – мелкий…
И тут мое материнское сердце не выдерживает! Мне так обидно за маленького мальчика, которого мой идиотский бывший муж пытается сейчас задеть словами, что я без колебания хватаю тот самый прогнивший апельсин и что есть силы пуляю в лысину Федору.
Бамц!
Жухлая кожура цитруса глухо отскакивает от дурной башки и шмякает в стену.
Федор смотрит на меня совершенно очумелыми глазами.
– Пошел вон отсюда! – рявкаю я на него, и схватив гвоздику, целюсь ему прямо в глаз. Не знаю, что именно пугает бывшего: удар гнилого апельсина по башке, воинственный вид Миши, или моя боевая гвоздика, но факт остается фактом, красный как помидор, муженек пулей вылетает из палаты.
Миша тихо прикрывает за собой дверь.
– Подожди! – как можно мягче зову я мальчика. – Иди сюда, хоть познакомимся! Мой защитник!
– Я – Миша. – улыбается мне паренек.
– Марьяна. – любуюсь на него, представляя, что у меня будет такой же маленький сынишка‑защитник. – Без теть. Зови меня просто – Марьяна. Хорошо?
–Окей! Я из соседней палаты услышал, как этот… дядя Федор кричит. А папа говорит, что на женщин кричать нельзя…
– А что еще говорит твой папа? – улыбаюсь я ему в ответ.
– Он говорит, что нельзя обижать слабых. Что нужно уважать старших. Много учиться и получить образование. А еще, что мужчины не плачут. Вот я и не плакал. Мама удивилась, конечно!
– Думаю, твоя мама тобой гордится!
– Я не видел ее несколько дней. – спокойно говорит малыш. – Мама – занята. Со мной моя няня, Марфа.
