Мажор. Право на ошибку
– Представь себе, смогу, – усмехнулся отец, но я особо не парился в тот момент.
Уже не в первый раз он заводил подобный разговор. Правда, о загранице заикнулся впервые. Что это еще он себе напридумывал?
Не иначе, как башкой треснулся и сотрясение себе заработал вкупе с амнезией.
Только я‑то здесь при чем?
– Пап, ну какой из меня директор? – я все еще не осознавал до конца, что отец не шутит. – Да и работничек, – усмехнулся, вспоминая свою недолгую “трудовую деятельность”, – сомнительный, – добавил, но на лице родителя ни одна эмоция не промелькнула.
Да ладно, мы это уже не раз проходили. Пожурит, даже поорет, но тут вступится мама, уговорит отца в очередной раз не лишать меня наследства, не блокировать карты и не нервничать, так как сердце слабое в последнее время. Нагрузки большие, еще и я нервы любитель помотать, за что становится стыдно.
Иногда. И то недолго.
Работать – это не для меня, хотя я честно пытался. Ровно две недели. И то через день, так как по утрам башка трещала от загулов. Проще меня уволить, чем терпеть мои закидоны.
Ну реально, какой из меня директор? Я и дня не продержусь в кресле генерального, и отец это прекрасно знает.
Тогда в чем же дело?
– А дело в том, сынок, – начал папаша, а я мысленно прикусил язык, так как последний вопрос, кажется, вслух произнес. – Тебе пора взрослеть и научиться нести ответственность.
– За кого? – я округлил глаза.
– Прежде всего за себя, – скривился отец, на что я ухмыльнулся.
– Ну, слава Богу, а то я уж подумал, ты в очередной раз решил меня женить.
– Сам решишь, на ком тебе жениться, только все равно я своего решения не изменю, – отец встал с кресла, заставив меня задрать голову. – Значит так, сынок, пора взрослеть.
– Зачем? – я произнес с безразличием в голосе, на что мой родитель вспылил:
– Затем, что ты – мужчина, а не маленький ребенок!
Ого, уже даже голос повысил, но это ненадолго. Аккурат до того момента, когда в кабинет войдет… мама. Спасительница моя, ну наконец‑то. А то я уж всерьез начинаю задумываться, что сейчас будет жесткий облом моим загулам.
– Мамуля, хоть ты ему скажи… – начал я елейным голосом с улыбкой на устах, но тут же меня перебил громкий ор:
– Выйди отсюда! И дверь закрой с той стороны! Хватит, Дарья, ему сопли вытирать! Я принял решение! И менять его не намерен!
Вот это поворот, которого я точно не ожидал! Неужели серьезно решил меня приструнить? Так раньше надо было, папа, воспитанием заниматься. А то у нас работа на первом месте – даже не заметил, как сын вырос.
– Круто! – я проводил взглядом маму, которая вышла из кабинета, даже слова не сказав в ответ. – И что дальше?
– А дальше, сынок, я заблокировал все твои карты, и с завтрашнего дня ты живешь на зарплату генерального директора! И только я решаю, платить тебе ее или нет.
– Считай, я поверил, – кивнул и демонстративно похлопал в ладоши. – Это все?
– Каждый месяц я буду ставить тебе планы и проверять, выполнил ты их или нет, поэтому, – папаша намерено сделал паузу, чтобы я окончательно впечатлился. – Откосить не получится.
– Смешно, – я скривился и поднялся с кресла. – Всего хорошего! – развернулся и направился к выходу, делая по дороге отцу ручкой.
Напугал, как будто в первый раз грозится! Очень страшно! Прямо коленки трясутся!
Да не посмеет он заблокировать карты. И усадить меня в свое кресло у него не получится…
Серьезность намерений папаши я в полной мере “прочувствовал” на следующий день, когда заправлялся.
– Ваша карта заблокирована, – кассир отдала мне кусок пластика и внимательно посмотрела на меня. – Другие есть?
– Конечно, – я усмехнулся, а внутри все замерло.
Все три карты заблокированы! И налички ни копейки в кармане!
Впервые в жизни мне стало стыдно…
Ну, папенька, держись, дорогой!
Как бы потом жалеть не пришлось!
Что лишишься из‑за своей прихоти единственного сына…
Навсегда…
– Так что там с моделями, Платон Романович? – секретарь возвращает меня в реальность, а то я слегка из нее выпал, как тут же резко открывается дверь в мой кабинет.
Только двое уникумов могут так нагло врываться в мое личное пространство. Друзья ведь. Настоящие. Такие же раздолбаи в прошлом, как и я, зато теперь за ум взялись. Только сейчас мне бы отлежаться.
И никого не слышать. Особенно Кирилла – этот тихо в принципе не умеет разговаривать.
– Аленушка, солнце мое! – расплывается парень в улыбке на все свои тридцать два зуба. – Я так рад тебя видеть!
– Как командировка, Кирилл Александрович? – милая Алена для нас не просто секретарь.
Друг, наставник, жилетка даже иногда.
Я выставил отцу единственное условие – своего помощника подберу сам. Лично. И это не обсуждается.
Кто бы только знал, какой табун девушек прошелся по моей нервной системе за неделю, пока я выбирал секретаря! Что только не делали, лишь бы их на работу взяли – и глазки строили, и блузки расстегивали, парочка даже намекнула, что не против… интима во время перерыва.
Господи, за что мне это наказание?
– Отлично! – Кирюха падает на один из свободных стульев, продолжая скалиться. – Все готово к открытию двух новых аптек.
– Орать‑то так зачем, – ворчу, закрывая глаза и потирая виски. – Как же меня все достали!
– Что с ним? – слышу шепот друга, а после такое же тихое:
– Голова с утра раскалывается.
– А таблетки? – не унимается Кирилл, а я в ответ кривлюсь, открывая глаза:
– Самый умный?
– Ладно, буду потише, – пожимает парень плечами. – Что с моделью, Платон?
– Задолбали вы меня с этой моделью! – откидываюсь на спинку кресла, громко выдыхая, ибо головная боль уже зашкаливает за предельную норму.
Неделю мозг мне выносят – не могут сами, что ли, выбрать? Почему я? Других дел у меня нет, как тратить уйму времени на пересмотр кучи фотографий?
– Аленочка, два кофе с коньячком, – командует Кирилл и тут же выставляет руку вперед, не давая мне возможности даже рта открыть. – Не обсуждается! Надо сосуды тебе расширить, чтобы кровь поступала в голову.
– Лучше молотком двинь, – снова массирую пальцами виски, но больше не сопротивляюсь.
