Мэвр

Конечно, сходство с человеческим существом есть: голова, два глаза, руки и ноги. Дальше начинаются различия, например – в цвете кожи. Большую часть тела крошечного гуманоида укрывает хламида из незнакомой Йониму ткани, но голова открыта, и два огромных янтарных глаза изучают его с любопытством и даже, кажется, весельем.

«Он должен меня бояться…» – недоумённо размышляет Йоним. Он легко представляет, как выглядит для этого существа. Выпуклый белый костюм, круглая голова, непонятные приборы и устройства на груди, поясе, руках и бёдрах. Но ребёнок протягивает к нему ручки и что‑то лопочет. Слов – если это слова – мужчина не различает, но ощущает сильное желание взять мальчика на руки и защитить его во что бы то ни стало.

«Откуда я знаю, что это – мальчик?!» – думает первопроходец. Может ли беззащитный ребёнок быть ещё одной ловушкой мэвра? Желание с каждой секундой становится сильнее, висок пронзает боль. Йоним не связывает два этих факта – некогда, да и потрясение даёт о себе знать. Медленно подойдя к мальчишке, он осторожно поднимает его на руки и прижимает к себе.

– Откуда ты здесь? – спрашивает он одними губами. Конечно, ребёнок не может его слышать, а если бы и мог, то вряд ли бы понял язык из другого мира, но вместо того, чтобы продолжить лопотать или вновь захныкать, он прижимается к шлему лбом, упирается в него обеими ладошками и смотрит внутрь. Вспыхнувшее видение чуть не заставляет Йонима вновь упасть, он чудом удерживается на ногах. Лишь много позже первопроходец поймёт то, что показал ему мальчик, но в тот момент его пронзают волны страха, и он бросается бежать.

Кустарник отступает, но всё более неохотно. Несмотря на тряску, мальчик в руках мужчины клюёт носом. Когда показывается нечто, похожее на утоптанную дорогу, Йоним прибавляет ходу, хотя его лёгкие и готовы вспыхнуть. Последние метры он преодолевает, надеясь, что костюм выдержит атаку плотных ветвей.

Йоним вываливается на лиловую траву. Мальчика он прижимает к груди, чтобы твари до него не дотянулись. Ребёнок беззаботно свернулся калачиком и спит, будто бы его жизни теперь ничего не угрожает. Самое время перевести дух и подумать, что делать дальше, но времени на отдых нет. Ему нужно добраться до безопасного места, а единственное известное ему – очень далеко. В другом мире.

«Кхалон», – повторяет про себя Йоним, медленно поднимаясь. Перед ним раскинулась долина, но чужеродная красота больше не притягивает взгляд. Импульс гонит его, подстёгивает изнутри, словно обезумевший кучер надсадно хрипящую лошадь, и противиться ему невозможно. Стоит только допустить мысль о том, чтобы остановиться и всё обдумать, как тут же накатывает ноющая боль. Потому мужчина идёт. Он переставляет ноги, хотя и думает, что больше не сможет. Высматривает холм, несмотря на то, что перед глазами всё плывёт.

«Мне… нужно… кхалон», – мысли повторяются, каждый раз искажаясь всё больше, словно на пластинке с дефектом. Кхалон – ответ, спасение, отдых. Он превращается в смысл жизни Йонима, и тот забывает обо всём, кроме серебристого фантома окна и мальчика.

Нужно идти, чтобы спасти ребёнка. И он идёт.

 

>>>

 

– Ты ведь почти изжарил мой мозг, – говорит Йоним. После такой долгой паузы, что любой другой давно бы ушёл, Хэш продолжает сидеть в кресле и смотреть в окно. Он не читает мысли старика, просто чувствует отдельные эманации на уровне ощущений, воспринимает их автоматически, как хорошо настроенное радио. Эту связь никому не под силу разорвать.

– Защитная реакция. Я до сих пор не знаю, как это сделал, ты же знаешь.

– Знаю, Хэш. Но истории это не меняет.

– Да, не меняет.

Они оба виновны без вины. И теперь, спустя столько лет, прошлое настигает их, заставляет вспомнить не только события, но и давние обиды.

Хэшу рассказывали о том, что происходило с Йонимом после того, как он вернулся. Вывалился из кхалона, скрючившись и едва дыша. Подоспевшие медики ожидали увидеть что угодно, кроме годовалого обитателя мэвра, разумного и очень похожего на человека. Конечно, их разделили: выжившего отправили в лазарет, приходить в себя, а младенца, у которого тогда ещё даже не было имени, заперли в исследовательской камере и наблюдали, разрабатывая систему общения.

Просыпаясь, Йоним бился в страшных судорогах и требовал вернуть ему ребёнка, но делал это на языке, которого никто не понимал, похожего на сочетание свистящих и щёлкающих звуков, в котором тяжело было разобрать не то что слова, а язык в принципе. Мальчик же, наоборот, будто впал в анабиоз: он почти не двигался, всё время спал или делал вид, что спит. Из всего предложенного он пил только воду, да и то изредка. Так продолжалось около недели, пока в качестве эксперимента путешественника и коренного жителя мэвра не попробовали воссоединить. Состояние обоих улучшилось за пару часов. К тому же, мальчик явно понимал своего названного отца, а Йоним мог переводить то немногое, что рассказывал ему мэврианский туземец.

– Я приношу свои из…

– Не стоит, Хэш, мой мальчик, – перебивает ректор и смотрит на гиганта. – Ты просто хотел жить, как и я. Нам повезло встретить друг друга в тот момент. Что же до сегодняшнего дня…

– Ты можешь меня отпустить.

– Куда?

– В мэвр. Я бы отправился в свою собственную экспедицию, может быть, нашёл родных и… наладил контакт. Я вернусь, ты же знаешь.

– Да. Но я не могу тебя отпустить. Мэвр опасен.

– Для людей.

– И для тебя тоже. Теперь – да. Ты слишком долго пробыл среди нас, мы вырастили тебя. Страшно подумать… тридцать лет. То, что оберегало тебя тогда, давно пропало.

– Или нет…

– Хэш, ты знаешь, я не могу тебя отпустить. Не сейчас. Когда кизеримы активизировались пуще прежнего. Нас некому защитить.

– Я обучу новенькую. Юдей.

– Ей всё равно не сравниться с тобой. Никому не сравниться.

Хэш редко проявляет чувства. Многие считают, что это из‑за того, что он их не испытывает вовсе, но Йоним знает, что гигант мало кому доверяет, потому предпочитает не высовываться. Филин научился вычислять порывы Хэша по мельчайшим движениям, едва заметным оттенкам голоса.

– Значит, ты можешь рисковать моей жизнью тут. Но не хочешь, чтобы я отыскал родных. Боишься, что я останусь с ними.

– Нет.

– Боишься, что предпочту свой народ вашему?

– Хэш, я…