Мэвр

В первые секунды она принимает черноту каменного свода за небо и радуется, словно ребёнок, получивший в подарок бесполезный воздушный шарик. Юдей жадно всматривается в него, пока яркая белая вспышка не выхватывает из темноты чудовищное устройство. Металл, толстые кабели, сплетение труб. Мешанина, в которой угадываются знакомые очертания, возведённые в совершенно невообразимый масштаб.

«Генератор?»

Генераторы электрического тока появились в Хагвуле пятнадцать лет назад, когда Университет внезапно представил их городу и предложил канцлеру установить по одному в каждый дом. Массивная стройка, прокладка кабелей и проводки шла целых два года, но теперь электрический свет заливает большую часть улиц и зданий Вольного города. Потекли заказы от обеих империй и с Островов, но Университет отказывал им и продолжает до сих пор. Проблема в топливе. «Далак», как его назвали, производит только Университет и то в ограниченном количестве. Юдей не знает, в чём там сложности, но подозревает ректора в спекуляции.

– Заблудились? – раздаётся совсем рядом, и женщина, вздрагивая, оборачивается.

Хэш стоит посреди коридора, возвышаясь над ней на добрых две головы. Кажется, он не узнаёт её. По крайней мере, несколько первых секунд.

– Я…

Взгляд гиганта холодеет.

– Мадан ждёт меня в кафетерии, но я не…

Хэш кивает, закрывает дверь. Пока Юдей раздумывает, пойти с ним или подождать, он исчезает за поворотом. Она закусывает губу и быстрым шагом следует за нечаянным проводником

 

>>>

 

Хэш молчит. Он не говорит, а порой, кажется, даже не дышит. Его массивное тело производит на удивление мало звуков, из‑за чего Юдей чувствует себя источником всех шорохов, стуков, бульканий и всего прочего, что настигает её уши по дороге. Смятение, охватившее женщину, сродни тому, которое испытываешь, слишком поздно осознав ошибку. Она пытается оправдаться. «Разве я не была больна?». «Мне было плохо!». Не настолько, чтобы грубить. Легко сбросить всё на бестактность: это же надо заявить человеку, что его жизнь более ему не принадлежит. Сочувствие могло бы смягчить удар.

«А разве его не было?» – спрашивает себя Юдей и не находится с ответом. Она плохо помнит разговор, память сохранила лишь ощущение всепроникающего ужаса, когда прозвучавшее «вы больше не человек» раскрыло перед ней глубокую впадину безысходности, мгновенно заполнившуюся гневом.

– Хэш! – кричит Юдей, увидев, что он уже у дверей на лестницу. Охотник останавливается. Тяжело понять, что он испытывает – монолитная фигура непроницаема. Юдей ускоряет шаг. Хэш оборачивается, и женщина натыкается на взгляд, похожий на скалу, о которую разбиваются волны.

– П… п… простите. Я… мне не стоило тогда… говорить… Мне жаль. Я вас обидела. У меня не было никакого права называть вас монстром, тем более, что я теперь, – она поднимает руку, показывает кисть, – куда больше похожа на чудовище, чем вы. Простите.

Его лицо остаётся бесстрастным, но меняется взгляд. Едва‑едва, будто плотно закрытую дверь прорезает лучик света, пробившийся сквозь узкую щёлку. Он ничего не говорит, просто смотрит на неё. Спустя, как кажется Юдей, целую вечность, Хэш склоняет голову в кивке, слишком долгом, чтобы быть простой формальностью. Ещё не прощение, но возможность его получить.

– Проводите меня? Я ещё не вполне освоилась.

Очередной кивок.

Юдей осмеливается подойти ближе. Только сейчас она замечает, что раньше сделать это ей не давал барьер, возведённый не чувствами вины и стыда, а чем‑то извне. Он был невидим, даже не ясен, но исподволь давил на больное место, слабую точку в психике, отчего фигура в плаще казалась опасной и недосягаемой. Как часто происходит с подобными чувствами, лучше всего оно описывалось через то, чем оно точно не являлось, а его наличие стало очевидно только тогда, когда оно пропало. Юдей настороженно смотрит на Хэша, но он такой же, каким она запомнила его. Разве что глаза блестят чуть ярче, но это, похоже, вина освещения.

– Главная лестница, – говорит Хэш, открывая двери и пропуская Юдей вперёд. – Она связывает все отсеки, кроме кхалона и арсенала.

– Кхалона?

– Окна. В мэвр. Портал. Дверь в другой мир. Мы уже говорили об этом. Память…

– Всё в порядке. Просто… слишком много информации. Так значит, в мэвр можно попасть?

– Да. В него можно попасть, его можно и изучать. Этим занимаются тцоланимы, ну и фюрестеры. Опосредованно. Вы хорошо себя чувствуете?

– Да. Просто очень хочу есть.

– Пойдёмте.

Хэш направляется вниз.

– Чем ниже, тем важнее и секретнее отсек. Комнаты отдыха и кафетерий – второй и третий этажи. Первый… что‑то вроде ширмы для СЛИМа. Там небольшая рабочая зона, подставные учёные. Четвёртый – госпиталь. Пятый делят пополам тцоланимы и мандсэмы, а на шестом проводят опыты. В основном вторые…

– Простите, Хэш, – перебивает Юдей, стараясь сделать это как можно мягче, – но кто такие тцо… тцоланимы, правильно? И мандсэмы?

– Тцоланимы исследуют мэвр. Составляют классификации, пытаются понять, как чужой мир функционирует. Благодаря им мы хотя бы примерно представляем, что такое мэвр, что в нём есть полезного или опасного. Их многие называют «жуками» из‑за очков… Увидите и поймёте. Мандсэмы – наши инженеры и оружейники, название возникло слишком давно, чтобы кто‑то помнил, что оно значит. Последние крупные научные прорывы Университета – их дело.

– То есть?

– Генераторы. Они открыли далак, изучили его свойства, потом собрали генераторы. Тот, что вы видели в пещере – особый проект СЛИМа. Как видите, со светом у нас туго.

– Я думала, генераторы придумал Сэкха…

– Подставное лицо. Вытянул золотой билет…

Западный корпус, в котором обучают инженеров и механиков, помимо традиции строить самую диковинную платформу на праздник Десяти Рыбаков, недавно прославился уродливой статуей Сэкхи Даруба, на голову которого студенты‑первокурсники каждый год напяливают жестяной котелок.

– Но для нас мандсэмы, конечно, разрабатывают много чего. Тцарканы, кханиты…

– Подождите, я не совсем понимаю…