Мэвр

Хэш долго не отвечает. Юдей чувствует, что пауза затягивается, и ей становится не по себе. Чем таким может заниматься этот странный человек, что это требует таких долгих раздумий?

– Я охотник, – наконец отвечает он.

– Охотник?

– Да.

– На… простите, я даже не знаю, водятся ли в Тифрту…

– Я охочусь не в лесу, – перебивает её Хэш.

– В море?

– Нет.

Юдей в замешательстве отводит взгляд в сторону.

– Простите, я не…

– Я охочусь в Хагвуле, гэвэрэт Морав.

С губ Юдей срывается вскрик. Руку и голову одновременно пронзает боль, а перед глазами вспыхивает картина. Мужчина в тёмно‑сером плаще выходит из дверей Южного крыла и просит её отвернуться.

На Хэше нет плаща. Он одет в шерстяную чёрную водолазку и такие же тёмные штаны. Кажется, она разглядела металлические набойки на тяжелых ботинках.

– Это вы… Вы! На лестнице!

– Да, гэвэрэт Морав. Это был я.

– А тот… тот паук.

– Кизерим.

– Что?

– Кизерим. Мы называем их кизеримами.

– Их? Так это не одно существо?!

– Их очень много, гэвэрэт Морав.

– Где?! В Хагвуле?! Я никогда не видела ничего подобного. Даже не слышала.

– Вы и не могли. Потому что в Хаоламе кизеримов крайне мало.

– Тогда…

– Я здесь, чтобы кое‑что вам рассказать, – прерывает поток вопросов Хэш. – Похоже, вы пришли в себя. Хотя бы отчасти. А значит готовы воспринимать новую информацию. Вы ведь готовы?

Юдей кивает. Ей хочется сесть, и она пытается опереться на руки, но те хоть и дёргаются, но совсем её не слушаются.

– Простите, мар Оумер, не могли бы вы…

– Конечно.

Гигант встаёт и тянется к чему‑то у изголовья кровати. Механизм лязгает, спинка плавно поднимается всё выше и выше, пока Юдей не «садится». Рука пришельца настолько близко, что она не сдерживает порыв – вытягивает шею и быстро принюхивается к его коже.

Ничего.

Пахнет одежда – смесью порошка, цветочной отдушки, жареного мяса и смолы. Но больше ничего.

«Не может быть», – думает Юдей, пока Хэш возвращается на место.

– Так лучше?

– Да, спасибо.

Ей не нравится слабость, но чего можно требовать от тела, которое не двигалось почти месяц? Удивительно, что оно вообще делает хоть что‑то.

– Хорошо. Может быть, вы зададите мне какие‑нибудь вопросы? Так будет легче.

– Д… давайте. Вы назвали то чудовище…

– Кизерима.

– Да‑да, вы назвали чудовище…

– Гэвэрэт Морав, прошу. Не чудовище, не монстр, не тварь. Кизерим. Мы здесь называем этих существ кизеримами.

– Простите, вы не могли бы снять очки? – просит Юдей. – Тяжело разговаривать с человеком, когда вместо глаз смотришь в блестящие стекляшки.

На деле стёкла очков матовые. Они целиком поглощают свет и напоминают скорее два иллюминатора, смотрящие в бархатную южную ночь.

Хэш замирает. Проходит минута. Кивнув самому себе, он стягивает очки с лысой головы. Юдей охает.

Ей часто говорили, что у неё «золотая пыль» в радужке. Но сегодня она видит перед собой существо, которому достались целые слитки. Глаза Хэша больше человеческих, и они ярче. Кажется, что изнутри их залили металлом.

– Так лучше?

Юдей кивает. Она поражена тем, кто сидит перед ней. Мысль о том, что Хэш Оумер – не человек, пугает и будоражит одновременно.

– Вы спрашивали про кизеримов.

– Да. Кизеримы… – Юдей кое‑как сосредотачивается на разговоре. – В… вы сказали, что в Хаоламе их крайне мало. Откуда они берутся?

– Правильный вопрос, гэвэрэт Морав, – говорит Хэш. – Кизеримы обитают в мэвре.

– Мэвре?

– Да.

– Что это?

– Другой мир.

Юдей хмурится. Голос пришельца всё так же нейтрален. Будь это кто‑нибудь другой, она подумала бы, что её пытаются обмануть, но Хэш – живое свидетельство существования «другого мира».

– Как это?

– Что, простите?

– Как это может быть? Другой мир… Вы имеет ввиду, что кизеримы – пришельцы с другой планеты? Не с Хаолама?

– Нет, гэвэрэт Морав. Родина кизеримов – мэвр – находится в другой Вселенной. Он лежит за пределами того мира, в котором обитаем мы.

Юдей несколько секунд переваривает услышанное.

– Это невозможно.

– Почему?

– Потому что это невозможно, мар Оумер.

– Откуда тогда прибыл я?

Юдей вскидывает голову. Вот он, прямо перед ней, живой представитель существ, которых в Хаоламе, во всём этом огромном мире, который ей доступен, просто‑напросто нет.