Между сном и явью

– Слюной, наверное.

Девушка улыбнулась, хоть и грусти в её улыбке было несравнимо больше, чем радости.

– Я тоже «Двенадцать стульев» читала. Только не поможет это. Он всем расскажет про меня всякие гадости, я уверенна в этом.

– Какая разница? Это просто слова. Не давай им стать правдой, и всё будет хорошо.

– По‑моему, хорошо уже никогда не будет.

– Почему? Вот смотри, дождь кончился. Уже хорошо.

– Ну причём здесь дождь вообще?

– Как это причём? Всё прояснится рано или поздно.

– Так темно же.

– И это не навсегда. Правда?

– Ты, случаем, не сектант? – она насторожилась.

– Нет. Я Максим.

– Ну, раз так, то я Валя. Приятно познакомиться.

– Симметрично.

Валя успокоилась. Вряд ли на долго. Чуть только останется одна, печаль накинется на неё с новой силой. Но пока тоска отступила, лицо прояснилось, и я смог сквозь потёкший макияж увидеть очень миленькую девушку. С курносым носиком и чистыми серыми глазами. С лисьей лукавой улыбкой и маленькой ямочкой на подбородке.

– Слушай, раз уж действительно в кой‑то веке дождь перестал моросить, может, прогуляемся? Ничего такого. Просто пройдёмся по парку, поговорим. Без всяких намёков.

– Да. Наверное, можно. Не хочу домой идти.

Парк располагался рядом с торговым центром. Точнее, сам торговый центр вырос на территории, ещё лет пятнадцать назад входившей в парк. Я помню, как здесь росли вековые деревья и стояли старые расшатанные лавочки. По вспученным асфальтным дорожкам прогуливались понурые пони, а на их спинах радостно хохотали дети.

Мы перешли парковку и проникли в рощу, наполненную многочисленными фонарями и утопающую в их свете.

Осень широкими мазками окрасила деревья. Оранжевыми, красными цветами и всеми их оттенками. До каждого листика добралась она своей студёной кистью, каждую ветвь превратила в застывший пожар. Картина эта поражала размахом, но век её слишком короток. Природа изменчива и полотна свои не сохраняет надолго, а пожару в кронах отводится совсем немного времени. Несколько дней и потухнет, обрушится на сырую землю листопадом. А голые деревья останутся стоять скелетами лета. Будут коробить тяжёлое низкое небо, отгонять его прочь. И к солнцу они будут первыми с немой мольбой о тепле.

Мы шли по пустынной аллее, и нам встречались только влажные лавки. Никто кроме нас не верил, что дождь прекратился совсем. Они не спешили увидеть осень в самом ярком своём наряде. Ну и пусть. Уединение давало нам смелости говорить, не стесняясь.

– Мы вчера с ним встречались, и было всё прекрасно, а сегодня он меня бросает. Это нормально? – Валя не могла отстраниться от этой темы, продолжала искать в ней подводные камни и причину, почему поток вдруг окрасился чёрным.

– Валь, я в отношениях не силён. Но ведь подонки встречаются всегда и везде. Они такие. Маскируются под нормальных людей. Под друзей даже. И ждут самого подходящего момента выпустить свою сущность наружу.

– И это всегда как удар под дых?

– Разве может быть по‑другому? Кто‑то бьёт, а кто‑то руку протягивает. Главное – не замыкаться в себе. В конце концов, не был же он первым, кто тебя бросил?

– Нет, не был. Но как‑то от этого не легче. Он ведь казался таким удивительным, таким своим. Разве можно это сыграть настолько правдоподобно? Я просто не хочу в это верить.

– Неужели он тебе так дорог?

– Теперь уже нет.

– А раньше?

– Даже не знаю. Я думала, что мы любим друг друга. Думала, что это если не навсегда, то очень надолго. Наверное, я, как наивная дурочка, несу полную чушь, но что я должна была думать? Он ведь комплиментами засыпал, цветы на каждое свидание дарил.

– Скажи, а ты помнишь свою первую любовь?

– Эм… а это здесь причём?

– Просто интересно.

– Ну, допустим, помню, – Валя сбавила шаг.

Я не мог её винить. На её месте я бы за каждым словом даже самых близких людей искал бы подвох. Но мне хотелось увести от трагедии сегодняшнего вечера, а для этого требовалось невероятно мощное воспоминание. И одновременно с тем слишком старое, чтобы вызывать боль.

– А когда она закончилась ты помнишь?

– Конечно.

– И что? Ты тогда не переживала?

– Мы друзьями расстались.

– Друзьями, говоришь? А часто вы потом хотя бы просто разговаривали?

– Ни разу. Он в другой школе учился, и мы даже на улице не встречались.

– Так ведь друзья не поступают. А кто предложил это?

– Я… – не договорив, Валя задумалась, а затем протянула так озадаченно, будто только сейчас поняла давно уже всем известную истину: – Бли‑ин. Он ведь, наверное, так же офигел от жизни. Я как‑то и не думала раньше.

– Как его звали то хоть.

– Лёша. Блин. Может, позвонить ему?

– Зачем?

– Ну, просто поговорить.

– И что ты скажешь? «Привет, как дела? Ты меня ещё помнишь?».

– А почему нет?

– Вот если этот козёл, который сегодня тебя кинул, объявится через пару лет, как ни в чём не бывало, что ты будешь делать?

– Ну, Лёше‑то я жизнь не ломала.

– А почему вы расстались?

– Потому что он был совсем как ребёнок. Безответственный до ужаса. Вечно с кем‑то дрался, из дома убегал.

– Разве девочкам не нравятся такие хулиганы?

– Нравятся, – Валя глубоко вздохнула. – Не знаю. Смотри, тир ещё работает. Давай постреляем?.