Между сном и явью

Мы дошли до круга в центре парка. По выходным и праздничным дням здесь находился самый эпицентр. Толпы людей, кто пешком, кто на самокатах и роликах, палатки с напитками и закусками, с прокатом всякой всячины, с сувенирами по заоблачным ценам. И на особом месте, сколько я себя помню, стояла небольшая будка с тремя синими буквами на крыше. «ТИР». И сидел в нём неизменный дедушка. Я не знаю, был ли он когда‑нибудь молодой, наверняка был, но даже в первый мой визит сюда он уже обзавёлся густой седой бородой и круглыми очками в тонкой оправе. Его звали Тихоном. Мы не были знакомы, но он являлся такой же достопримечательностью, как и сам парк.

Так и сегодня, несмотря на осеннюю слякоть и поздний вечер, дед Тихон сидел на своём посту, читал газету «Правда», жевал в зубах папиросу без фильтра. Каждую вторую новость он просматривал, несогласно покачивая головой. Каждую третью огорчённо цокал языком. То ли с журналистами не соглашался, то ли события казались ему вопиющим беспределом, но последовательность сохранялась так же неизменно, год от года.

– Здравствуйте, нам бы пострелять, – звонко приветствовала его Валя, когда мы подошли.

– Ага, эт можно.

Дед Тихон дочитал новость, встал, вынул из‑под прилавка винтовку и крышку с десятью пульками.

– Это, значить, десять выстрелов сто рублей. Вот. У нас давеч призы появились. Слыхали о таком? Вот. Выбьете семь, и вам плюшевая игрушка маленькая. Вон тама они на полке, – он махнул, не глядя, в сторону полки. Ассортимент скудный, дешёвый, но награда есть награда. – А за десятку, значить, вон енту здоровую дуру получите.

Дурой дед Тихон назвал панду размером с упитанного пятилетнего ребёнка. Она с трудом помещалась на полке и одной ногой уже почти убежала. Игрушка красивая, но куда её девать? Разве что вместо подушки использовать.

– Ну так чаво? Кавалер будет стрелять? Или дама сама попробует? – спросил дед Тихон и зарядил винтовку. Испытующе посмотрел на меня, но я отрицательно замотал головой.

– Не, пусть дама сама эти ваши мельницы расстреливает. Я в них ни в жизнь не попаду

– Как знаете, как знаете.

Валя улыбнулась, взяла оружие, умело приложила к плечу. Старик понял всё ещё до того, как она открыла огонь. Глаз намётанный, опытный. Ей даже целиться особо не требовалось. Перезарядила, вскинула, спустила курок и одной фигуркой меньше.

– Профэссионалы, значиться? – с прищуром произнёс дед Тихон, когда патроны кончились, и панда обрела нового владельца.

– Я тут ни при чем. Это всё она, – поспешно оправдался я.

– КМС по стрельбе, – гордо и коротко пояснила Валя.

– Держи её крепче, парень. Такие девчата на дороге не валяются, как говориться, – посоветовал мне старик.

– Мы не встречаемся. Просто знакомые.

– Очень зря. Я б на твоём месте даж и не спрашивал. Хвать её под мышку, да в ЗАГС, пока не оклемалась.

– А своё жену вы так же затащили, не спросив? – возмутилась Валя.

– Э‑э не. Эт она меня так затащила. Мы тогда всю ночь по Москве гуляли, а утром она меня так, невзначай, привела к Грибоедовскому и говорит, дескать, зайти бы не мешало. А я как‑то и не против был.

– И что? Жалели потом? Развелись?

– Ага, как же, разведёшься с ней. Чуть токмо скандал какой, а она с пирожками своими. Ну какой там развестись? Как зовусь‑то забываю. А ты говоришь.

Дед Тихон переложил игрушку на прилавок, и Валя со странной, как по мне, радостью в глазах приняла её. С такой искренней, лучистой радостью, на которую способны разве что дети. Какая польза от этой плюшевой поделки? Симпатичная – да, но на этом все достоинства заканчиваются. Будь победителем я, непременно отказался бы.

Я рассчитался. Не мог позволить Вале платить за себя, пусть и были мы едва знакомы, и ни о каком свидании даже речи не шло.

– Совсем старый сдаёт, – в шутку сказал я, когда мы отошли. Молчание затянулось, и его требовалось поскорее разбавить.

– Почему ты так думаешь?

– Ну, поженил уже нас. Бред же.

– Думаешь? Он ведь не подумал, что между нами ничего нет. Как видел, так и говорил.

Я не нашёл, что ответить. Слишком не понятно, согласна ли она с Тихоном. Да я и сам не мог ответить, нужны ли мне сейчас какие‑то отношения. Одной Тани в ночных кошмарах хватит, чтобы выбить из равновесия. А если ещё и наяву что‑то начнётся, вряд ли останутся силы на карьеру.

– Не бери в голову. Я же только размышляю, – Валя по‑дружески толкнула меня локтем.

– А я и не беру. Просто задумался.

– О чём?

– Так, проблема есть. На личном фронте, можно сказать.

– Выкладывай, что за проблема?

– Это долгая история.

– Нормально ты обо мне думаешь. Я, получается, могу тебе на козлов своих жаловаться, а мне ты свои проблемы рассказать стесняешься. Выкладывай, говорю.

После стрельбы она изменилась. Между нами уже не существовало никаких преград, будто знакомы мы были не первый год. Она не стеснялась спрашивать о личном, а я не видел причин отказать в ответе.

– Да я даже не знаю, как это рассказывать. Видишь ли, мне сегодня сон приснился. Об одной девушке, которую я долгое время любил. Правда любил. Но она меня… я даже не знаю, что это было. Я признался ей, а она не ответила и больше со мной не разговаривала.

– Ну, значит, она тебя просто отшила.

– В том‑то и дело, что я сомневаюсь. Отшила ли, или там было нечто другое. Мы ведь были очень близки.

– Значит, только ты так думал. Знаешь, сколько раз я парней так отшивала?

– А среди них были друзья, с которыми ты проводила большинство свободного времени?

– Нет.

– Всё было бы не так сложно, если бы я мог о ней забыть так же просто, как и она обо мне, – печально заключил я.

Но Валя неожиданно вывернула мою фразу наизнанку:

– С чего ты решил, что она о тебе забыла?

– Так ведь игнорировала до последнего дня. Разве это значит что‑то другое?

– Хм… Прости, что спрашиваю, это очень глупо и всё такое…

Она замолчала, ожидая разрешения.

– Говори, не обижусь.

– А ты, когда признавался, уже был с костылями? Прости. Чувствую себя ужасно, но всё‑таки может, причина именно в этом?

– Может быть. Костылями я тогда не пользовался, но ходил очень плохо. Да и руки… Ну, ты поняла. Может быть, ты и права.