Между сном и явью

Ещё секунду назад мы с Таней были в пещере, провожали закат. Я помнил, как охватили меня паника и страх, как приближалась чёрная волна отчаяния. Я обезумел, действовал без всякой оглядки на последствия. Всё должно было прекратиться раз и навсегда. Но теперь я там же, где проснулся вчера, и день только начинался. Так чудно́. Вчерашний вечер заволокло туманом хмельного помешательства. Разве может на острове мне что‑то угрожать? Здесь спокойно и безопасно.

Как и вчера, чистое голубое небо, залитое светом жаркого солнца, застыло надо мной. Океан тихо шелестел поблизости. Лёгкий бриз освежал разогретое тело, прогонял сон и всякое беспокойство. Ещё один кошмар остался позади.

Мне хотелось поскорее найти Таню, извиниться. Наверное, она испугалась. Оказаться один на один с умалишённым никому не пожелаешь. Теперь придётся доказать, что рассудок мой здоров и больше не даст сбой.

Я легко нашёл место, откуда уже начинал свой путь по острову. Второй раз идти по проторенной дорожке было несравнимо проще. Вскоре я добрался до ручья, а по нему и до лагеря.

Таня сидела возле костра спиной ко мне, мешала догорающие угли палкой. Меня она не заметила, и я этим воспользовался. Стоял какое‑то время и смотрел на неё. Такую прекрасную в своей задумчивости. А потом решил выдать себя, прежде чем это сделает она.

– Прости, что вчера набросился, – сказал я с ходу, без приветствия, и Таня вздрогнула от неожиданности.

– Максим, твою ж рать! Какого ты опять подкрадываешься?!

Она встала и бросилась ко мне с объятиями. Такой встречи я не ожидал. За какие заслуги удостоился почестей? Но мне понравилось.

– Я не знаю, что на меня нашло, – продолжил я заготовленную речь. – Это какое‑то наваждение, что ли.

– Ты помнишь, что вчера было?

Радость прошла, и Таня отступила на шаг. Теперь она смотрела на меня, как строгая учительница. И внутри меня всё сжималось.

– Да, конечно. Мы сидели на берегу, обнимались. А потом я тебя нечаянно поцеловал.

– Нечаянно? Значит, это так называется? – нахмурилась Таня.

– Так получилось просто.

Стоило рассказать ей всё как есть, но я не мог себя перебороть. Лучше врать и казаться нормальным, чем говорить правду и превратиться в психа. Вот только Тане не нужна была нормальность лжи. Она требовала безумия правды.

– Получилось?! Сначала ты нёс какую‑то чушь. Говорил, что можешь исчезнуть и чтобы я тебя не забывала. А потом, после того, как поцеловал меня ни с того ни с сего, ты и правда исчез.

– Исчез? Как? Я же здесь. Вот он я. Проснулся на берегу, там же, где и вчера…

– Это сейчас ты здесь. А вчера ты растаял в воздухе прямо… Ты исчез даже быстрее, чем я успела понять, что происходит. В одну секунду! И не говори мне, что это невозможно. Я видела всё своими глазами.

– То есть с поцелуем всё нормально? – попытался я сбавить накал.

– Я всю ночь не спала! Сидела вот прямо здесь, смотрела в костёр и изо всех сил не давала себе даже задремать. А знаешь почему?

Таня в гневе наступала на меня, и шаг за шагом я сдавал позиции.

– Нет, не знаю.

– Потому что я боялась, что если усну, то забуду тебя. А потом ты такой приходишь и говоришь, что ничего подобного и вовсе не было! Серьёзно? Ты либо шутишь, либо издеваешься. И ни то, ни другое не очень‑то приятно!

Ещё один шаг, и я наступил в реку, на скользкий круглый камень, и тот капризно выскочил из‑под ноги. Я замахал руками, чтобы удержать равновесие, пытался переступить на что‑то более надёжное, но на устланном мелкими камнями дне ни одного такого места не нашлось. Таня машинально потянулась мне помочь, и я так же неосознанно за неё ухватился. Вот только удержать меня она не смогла, и мы рухнули в ручей. Я на камни, и вода спасительно смягчила падение, а Таня на меня.

Ни она, ни я не успели понять, как это произошло. Лежали, уткнувшись друг в друга кончиками носов. Смотрели, ждали. Первой попыталась встать Таня, и я её удержал. Она молча приняла отказ, но ни намёка на продолжение не сделала.

Решится второй раз совсем не так сложно. Я нежно прикоснулся к её губам своими. Она отозвалась. Закрыла глаза, полностью отдавшись поцелую. Я тоже. Нежность превратилась в страсть. Мы лежали в воде, обнимались, срастались в одно целое и мечтали, что момент этот останется вечностью.

Я чувствовал, как напряглось моё тело. Лишь тонкий слой мокрой ткани мешал нам завершить слияние. Но я не мог переступить этот порог. Там, за последним Рубиконом, не останется больше загадки. Будет один только момент восторга, и пройдёт он слишком быстро, чтобы насладиться в полной мере. А пока он сиял впереди, желание становилось только сильнее, и предвкушение рождало мириады вариаций.

– Не… Исчезай… Больше, – приказывала мне Таня, отрывая на мгновение губы для каждого отдельного слова. На большее ей не хватало терпения.

– Я… Всегда… Буду… Рядом, – так же нехотя прерывался я.

Мы не знали времени. Оно исчезло и протекало где‑то в другом мире. Мы не видели неба и земли. Они растаяли за пределами наших глаз. Мы чувствовали только друг друга и наслаждались теплом наших тел. Но всё рано или поздно заканчивается. Закончилось и это.

Мы разомкнули губы и вновь стали двумя разными людьми. Поднялись, сели за стол и долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова.

Что думала она? О чём молчала? Я в глазах её видел мир терзаний и понимал, как тяжело ей с этим справиться. Оставалось только гадать, что останется несказанным, когда я устану просить. Ей не понравилось? Вряд ли. Таня отдавалась поцелую всецело и наслаждалась каждым его мигом. Тогда что?

– Ты не можешь решить, правильно ли мы поступили? – спросил я, когда тишина стала невыносимой. Наугад, без всякой надежды попасть в цель.

– Да.

Она не сказала ничего больше, но я услышал в крошечном слове слишком много ответов. Я был слеп, как новорожденный котёнок, и не увидел самого явного. Даже став одним целым, мы оставались порознь, а теперь, когда вечность промелькнула одним моментом, мы и вовсе разделились на непреодолимое расстояние. Но почему? За что? Всё из‑за той странной обиды, которую она и вспомнить‑то не могла? Или она считала меня врагом и делала то, что я хочу, лишь бы не разозлить? И как же выяснить правду? Ведь Таня показала уже, как не любит отвечать на прямые вопросы.

– Я ведь действительно люблю тебя…

– Пожалуйста, не повторяй больше этого.

– Почему?

Она тяжело вздохнула, будто собиралась объяснять очевидное.