Между сном и явью

– Мы раньше были знакомы, и это закончилось не самым лучшим образом. Я не помню этого, но чувствую. Даже когда мы целовались. Это было приятно, даже слишком приятно, но… Не знаю. Я ничего не понимаю. И не хочу, чтобы ошибки повторялись.

– Да какая разница, что было в прошлом? Мы здесь и сейчас. Что может быть важнее? Вчера я тебя обнял, и что ты сказала?

– Это было правдой. Я боялась, что ты не решишься. Но в результате ты исчез. Не видишь связи? – я мотнул головой. – А я вижу. Мы ошиблись и тут же получили наказание. Это какая‑то карма или что‑то вроде того. И теперь я боюсь, что опять мы поступили неверно. Нарушили запрет. Вдруг мы здесь для того и оказались, чтобы понять, что вместе нам быть нельзя?

– Бред! Ты считаешь, что я исчез именно из‑за этого? Простое объятие и всё? Да быть такого не может. Я отказываюсь в это верить! А если это правда, то отказываюсь слушаться!

– Правда ли это ни я, ни ты точно не скажем. Но было именно так, как я сказала. Ты совершил что‑то плохое и получил наказание. А я потом всю ночь над этим голову ломала, но так и не смогла найти другого ответа.

– Почему тогда я вернулся?

– Потому что… Второй шанс? Не знаю! Хватит спрашивать о том, чего мы не можем знать!

– И всё‑таки я не отстану. Остров маленький, и ты никуда от ответа не убежишь.

Она встала, отошла к ручью и замерла, повернувшись ко мне спиной. Скрестила руки на груди и молчала. Не хотела больше говорить? Зато я хотел разобраться во всём раз и навсегда.

Подошёл к ней сзади и нежно прикоснулся к её плечам. Она вздрогнула, но осталась на месте. Тогда я обнял её. Крепко прижал к себе и поцеловал в шею. Мне нравилось, как щекочутся её волосы и как пахнут цветами.

– Ну что ты делаешь? Нам не нельзя, – тихо говорила она, даже не надеясь на успех.

– Нам можно всё. Иначе это пытка.

Она повернулась. Посмотрела строго мне прямо в глаза и заявила:

– Давай подождём. Пожалуйста. Посмотрим, что будет дальше.

– Хорошо.

Мне хотелось продолжить спор и победить в нём. Я не был согласен ни на ожидание, ни на отступление. Но что сказать? Ни один довод не поможет пробиться сквозь суеверный страх. И винить я Таню не мог. Три месяца одиночества заставит поверить и не в такое.

– Может, прогуляемся? – предложила она.

Ей не приятен был этот разговор, и уйти от него показалось самым простым выходом. А я решил, что выгоднее будет сбавить напор.

– Пойдём. Ты мне вчера про какое‑то дерево рассказывала. Помнишь?

– Да, можно и к нему. Но это далеко. И скажу сразу: мы посмотрим на него издалека и сразу уйдём.

– Почему?

– Это долго объяснять. Сам увидишь и всё поймёшь.

Мы отправились знакомым путём к западному берегу. Мимо купели с водопадом, мимо огромного идола и заброшенной хижины, и только когда ноги приятно утонули в мелком песке, молчать мне надоело:

– А чем ты здесь все три месяца занималась?

– Разным. Всем понемногу. Даже пыталась найти способ убраться отсюда подальше.

– И как?

– Никак. Не нашла и намёка на живых людей. Лодок нет, порта нет, даже какой‑нибудь убогой деревушки… И той не нашлось. Я облазила весь остров. Ну, а когда не осталось больше незнакомых мест, я решила прекратить поиски. Остановилась на одной версии и перестала ломать голову.

– Какой версии?

– Не важно.

– Ну и не говори, если не хочешь.

– Слушай, – вспыхнула вдруг Таня, – я не одну неделю пыталась найти ответ. Мало ли что мне могло в голову прийти.

– Да я и не осуждаю.

– Понимаешь, всё упирается в остров. Он страшный и никакой это не рай, если ты этого ещё не заметил. Я готова поклясться, что здесь происходят вещи, которых быть не может. Та хижина. Ты решил, что я верю, будто это нормально находить там полезные вещи, которых не было раньше. А я просто не знаю, как это объяснить.

– Ну хорошо. Вещи ты находишь – это странно. Но неужели одно только это так тебя насторожило? Я вот не вижу как‑то ничего необычного.

– А что обычного ты знаешь? Мы… я не помню о мире ничего, если не считать неполного десятка книг о временах, когда люди плавали под парусами и общались письмами. Но это всё старые книги. Я знаю, что читала их в детстве, хоть и не помню, когда именно. Значит, всё уже совсем не так. А как? Может, теперь и хижины такие – обычное дело, и идолы, которые по ночам гуляют, тоже нормально.

– Что? Прости, я, наверное, ослышался. Идол ночью гуляет? – я не мог сдержать улыбку. – Он что, кости разминает?

– Не хочешь – не верь, – Таня обиделась и замолчала.

– Прости, ну правда, это очень смешно звучит.

– Ага, смешно. Пока сам не увидишь.

– И прям встаёт и уходит?

– Не знаю. Наверное. Как‑то раз я проснулась от дикого грохота и отправилась искать его причину. В темноте я не сразу поняла, что на поляне стало слишком свободно. И только когда увидела пустой пьедестал, меня пробрала дрожь.

– Может…

– Даже не пытайся сказать, что я просто его не заметила. Это не так.

– Ну, признай, в это сложно поверить.

– Сложно. Стой, нам сюда.

Таня свернула на едва заметную тропинку вглубь острова. В самую гущу. И прорываться по ней было слишком тяжело, чтобы продолжить разговор.

В этой части острова оказалось неестественно тихо. Кроме нашего дыхания, хруста веток и шелеста палой листвы под ногами не было ни одного звука. Стихли песни попугаев, стрекот насекомых. Даже шуршащие повсюду мелкие грызуны, и те сюда как будто боялись заходить.

– А другой дороги нет? – спросил я. Ветки острыми краями то и дело царапали кожу, оставляя кровавые раны.

Но Таня ответила резко и безапелляционно:

– Нет.

Скажи она по‑другому, я бы поверил. Но так у меня появилось подозрение, что она просто не хочет мне показывать другой путь. Любопытство от этого задумало бунт. Но я продолжил двигаться следом за Таней.