Между Вороном и Ястребом. Том 1
– Не вправе! – перебила Айлин и, увидев в глазах разумника изумление, поспешила объяснить: – Он уже поднял на меня руку! Перед дуэлью с Саймоном он наложил на меня паралич. И потом… – Она замялась, не зная, как объяснить то, что было совершенно понятно ей самой, но вряд ли будет так же очевидно другим. – Лорд Бастельеро любил Саймона. Выделял его из всех, все Вороны это видели. Но не обижались, все же знали, что лорд Бастельеро был учеником лорда Эддерли и другом его старшего сына! Конечно, он и должен был любить Саймона больше всех нас. Но любовь не помешала ему сделать… то, что он сделал! Саймон пострадал, потому что прикоснулся ко мне. И эта девушка… Марта… Она умерла из‑за меня, – упрямо прошептала Айлин одними губами. – Я его разозлила, и он…
– Нет! – резко бросил Кармель и добавил куда мягче: – Нет, Айлин. Она умерла не из‑за вас. Думать так – опасная ловушка! Я верю, что вы могли разгневать Грегора Бастельеро. В конце концов, это никогда не было сложно. Но если бы каждый убивал только потому, что кто‑то его разгневал, Эдор обезлюдел бы! Вспомните, разве ваши друзья ни на кого никогда не злятся? Но его величество не казнит подданных, кроме как за тяжкие преступления, а лорд Фарелл, при всех его умениях, не убивает направо и налево. Любому человеку иногда хочется выплеснуть гнев. Но здоровые разумом и душой люди умеют сдерживать эти порывы. Вина за смерть Марты и за увечье Саймона лежит на лорде Бастельеро – и только на нем. Я клянусь вам в этом и как разумник, и как магистр гильдии, которому не раз приходилось выносить приговоры магам‑преступникам. Но в одном вы правы, любовь не мешает лорду Бастельеро калечить и убивать тех, кого он любит. Он убил Марту, потому что увидел в ней ваше подобие, но целью его гнева были вы…
– Претемнейшая, как же это… – прошептала Айлин, спрятав лицо в ладонях, а потом встрепенулась и выпалила: – Эта девушка по имени Марта! Я хочу с ней поговорить! О, Кармель, я не сомневаюсь в ваших словах, но хочу… мне нужно ее увидеть. Самой! Мне нужно убедиться… Вдруг это какая‑то ужасная ошибка?! У моего… у лорда Бастельеро много врагов! А вдруг это какой‑то заговор, чужое преступление… Прошу вас! Мне нужно точно знать!
– Понимаю, – согласился разумник. – Вы правы, в таком деле не должно быть ни малейших сомнений. Что ж, полагаю, Элегия не откажет мне в просьбе. Марту еще не похоронили, ее тело доставят сюда, а Дарра Аранвен наверняка согласится вызвать для вас ее душу. Я передам ему вашу просьбу завтра же.
– Это не понадобится, – решительно откликнулась Айлин. – Мне достаточно имени. Вы сказали, ее зовут Марта?
– Марта из деревни Глаффин, – подтвердил Кармель. – Это на родовых землях Логенброу, кажется… У крестьянок нет родовых имен, вам точно этого достаточно? Может, послать хотя бы за прядью волос? И за мелом со свечами?
– Я же не могу призывать души ритуалом, как положено. – Айлин с раздражением посмотрела на свои запястья и браслеты, прикрытые бирюзовым шелком рукавов. – Если не получится сделать то, на что я надеюсь, волосы бесполезны, как и все остальное. Но я попробую! Позову ее сама! Сейчас! Раньше у меня получалось!
Ее переполняло лихорадочное нетерпение вместе со странной уверенностью в своих силах. Она по‑прежнему чувствовала, как браслеты запирают ее магию, пресекая свободный ток силы, но, кажется, это было неважно!
– Хотите, чтобы я вас оставил? – ровно спросил Кармель, но в его глазах Айлин увидела изумление.
– Нет, – призналась она. – Если только вы сами хотите уйти…
– Ни в коем случае, – откликнулся разумник и задернул занавеси. – Так будет лучше видно, я полагаю. Кстати, ваш нож у меня, Амина сняла ножны вместе с поясом, когда раздевала вас. Принести?
Айлин мотнула головой. Нож ей хотелось получить обратно, но это может подождать. Для ее собственных странных умений наличие или отсутствие ножа роли не играет. А вот задернутые шторы – это хорошо, это правильно. В спальне стало темнее, призрак будет лучше видно. Только что делать, если Марта уже успела уйти в Сады?!
«Звать! – решительно сказала Айлин сама себе. – Просто звать и верить, что я имею на это право! И не потому, что Претемнейшая сама назвала меня дочерью, а потому, что я хочу справедливости для этой бедной девушки!»
– Марта! – позвала она, до боли в глазах старательно вглядываясь в пустой воздух посередине комнаты. – Марта из деревни Глаффин! Марта, которая умерла вчера! Приди на мой зов! Прошу тебя!
Пушок, спокойно развалившийся на ковре, приподнял голову, насторожил уши, а потом перевалился на живот и уставился куда‑то перед своими лапами.
– Марта! – с отчаянным упрямством позвала Айлин, и тут по спальне пронесся ледяной ветер, а над ковром, прямо между ней и Кармелем, засветилось бледно‑серебряное пятно, становясь все темнее, ярче, на глазах превращаясь в человеческую фигуру…
– Марта… – повторила Айлин и услышала резкий вдох Кармеля – он тоже видел явившуюся душу. – Говори со мной, Марта! Прошу тебя!
У соткавшейся из воздуха девицы действительно были веснушки, зеленые глаза и рыжие волосы, заплетенные в длинные, слегка растрепанные косы. А еще – круглое, удивительно милое лицо, лукавый взгляд и зеленый корсет поверх тонкой белой сорочки, едва прикрывающей лодыжки. Девица огляделась – недоуменно, словно ее только что разбудили – и, увидев Айлин, ойкнула:
– А я правда на вас похожа! Простите, миледи…
У Айлин в горле словно застрял плотный ком – с такой наивной гордостью прозвучали эти слова.
Да, похожа. Очень! И именно поэтому мертва!
– Марта… – прошептала она. – Марта, ты помнишь, как умерла?
Девица погрустнела, сложила перед собой руки, словно служанка, которую отчитывают за провинность, и кивнула.
– Помню, миледи, как тут забудешь… Вчера вечером, как стемнело, я в салон спустилась, а там гость. Один всего. Я его раньше никогда не видела, но все одно признала. У нас, конечно, гостей узнавать не принято, но матушка Элегия всем девочкам, которые у дверей встречают, самых знатных господ в Дорвенне выучить велела. А то как понять, кого именно не узнаешь? Вот нам потихоньку и шепнули, кто пожаловал. Лорд Бастельеро это был, не сомневайтесь, миледи. Волосы черные, что смола, глаза синие, сам тоже весь в черном, как будто и не праздник, а траур. Меня увидел и сразу подошел. Я еще подумала – может, у него причуда какая особая, если впервые к нам…
– Причуда, – повторила Айлин и передернулась.
Вот уж действительно – причуда. И какая особая!
Марта снова ойкнула и прикрыла рот ладонью.
– Простите, миледи! Все время у меня язык впереди мыслей бежит! Не надо вам знать, какие они бывают, причуды у лордов! И я про это ни слова не скажу, что хотите со мной делайте… Ну вот, как он меня за руку взял, так мы ко мне в комнату поднялись. Я все сделала, как положено! Улыбалась, раздеваться начала… Простите, миледи, вы сами спросили… А прическу разобрать не успела. Милорд моей шпилькой укололся, вот и разозлился, должно быть… Я даже понять не успела ничего, только услышала, как шея хрустнула – и все.
Она сокрушенно развела руками, вздохнула и простодушно добавила:
– Жалко… На меня ведь, миледи, ни один гость ни разочка не пожаловался. Даже подарки дарили! Матушка Элегия подарки нам оставляла, ничего сверх платы не брала. Девочки‑то их тратили, а я копила. У меня младших сестер трое, с теткой в деревне живут, а родители от лихорадки померли три года назад еще, зимой. Вот я половину заработка им отправляла, говорила, что на швею в городе выучилась. Да я бы и выучилась, только денег бы скопила на гильдейский взнос! Матушка Элегия меня бы отпустила, она обещала! А если б не вышло, то и назад бы приняла…
– Я… пошлю твоим сестрам денег, которых хватит на приданое, – прошептала Айлин. – Обязательно пошлю. Есть ли у тебя еще какое‑то желание, которое облегчит твою душу?
