Мистер Маникюр. Жена пилила меня, а я пилил ногти. Вот, что из этого получилось…

– Жень, соседка по садовому товариществу просит продать ей наш участок, они хотят объединить его со своим и построить дом, как считаешь?

– А сколько просит?

– Триста тысяч.

– Что‑то мало…

– Мы годами там не бываем.

– Но ведь дом есть и деревьев полно.

– Жень, разве это дом? Сарай с трещинами и плесенью. На чердаке – улей, пол прогнил. Его сносить надо – толку никакого. А яблоки, сливы – да, хорошие, но у них и своих хватает, все вырубать будут, если продадим.

Бабушкина дача – страшный сон из моего детства. Начиная с мая и заканчивая сентябрем, мы с родителями ездили туда каждые выходные. Машины у нас не было, тащились на переполненной электричке, а потом еще на автобусе, предварительно прождав его не менее часа. Комары, слепни, нескончаемые грядки, рой жирных мух над гудящей дырой в деревянном туалете, рукомойник с вонючей водой, хлипкая раскладушка и расцарапанные в кровь руки от тяжеленных сумок с картошкой, которые приходилось волочить по дороге домой. Вот, что осталось в памяти от этой дачи.

Нет, кое‑что еще…

На втором курсе института я подружился с раскрепощенной девушкой. Она научила меня целоваться, позволяла моим рукам исследовать ее тонкое, но чувственное тело, и однажды намекнула: «Ищи место». Это был июнь, поэтому место сразу нашлось – дача. Мы отправились туда в один из будних дней, когда родители и бабушка были на работе. Приехали уставшие, но это стоило того: все, о чем мечтают парни в девятнадцать лет, у меня случилось. И не один раз. Увы, эта история закончилась не очень приятно. Мы опоздали на автобус и не нашли никого, кто согласился бы подвести хотя бы до станции и тем более до города.

Ночевать пришлось на даче. Отогревались самогоном, и повторили все, что удалось сделать днем. Даже больше. Многого я, возможно, не запомнил. А, вернувшись в город, мне пришлось объясняться с отцом своей подруги, который только каким‑то чудом не размазал меня по асфальту. Оказалось, их дочь ничего не рассказывала об мне и не говорила о том, что едет на чью‑то дачу. Бедняги не спали всю ночь и после безуспешного опроса подруг и однокурсниц, начали готовиться к худшему. Я так испугался возмездия, что даже готов был жениться. Но отделался запретом на общение.

Когда бабушка умерла, у меня уже была Полина – появилась достойная отмазка не ездить на дачу. Отец тоже не проявлял интерес к садово‑огородническим делам, так что мама попыталась продать участок, но тогда желающих не нашлось. Во что, интересно, превратилась дача за это время?

– Мам, хочешь – продавай, – безразлично бросил я, – все равно это никому не нужно.

Закончив разговор, я обнаружил, что стою перед стеклянными дверями с большой мерцающей вывеской: «Академия красоты Ирины Зверевой». Не знаю зачем, но зашел туда. Приятная девушка у стойки – черноволосая, с белоснежной кожей и огромными голубыми глазами – улыбнувшись, спросила, может ли чем‑то мне помочь.

– Мимо проходил, – замялся я. – Ищу подарок дочке. У вас ведь можно обучиться маникюру?

– И маникюру, и педикюру, и парикмахерскому искусству, и всем видам массажа, – продолжала улыбаться девушка, на ее груди поблескивал бейдж с надписью: «Кристина».

– Все же меня интересует маникюр, – продолжил я. – Расскажите, сколько стоит, как проходят занятия.

Кристина протянула мне благоухающий свежей полиграфией буклет.

– Обучение длится три месяца, стоит 35 тысяч рублей, занятия по будням – утром и вечером, а есть – в выходные. В группе по пять человек. Обучает сама Ирина Игоревна.

– Ирина Игоревна?

– Ну да, хозяйка и директор нашей академии Ирина Зверева.

Тридцать пять тысяч – это вся моя зарплата. А если учесть, что я еще и безработный, такой подарок мне не осилить.

– Дороговато, – буркнул я.

– Знаете, маникюру можно научиться и бесплатно, через центр занятости, – снисходительно заметила Кристина. – В группе по пятьдесят человек, уставшие преподаватели… А здесь вас ждет индивидуальный подход, новейшие практики, самые модные тенденции. К тому же в городе имя Ирины Зверевой на слуху, и с дипломом нашей Академии можно получить работу в самых престижных салонах красоты. В случае, если у наших выпускников возникнут проблемы с трудоустройством, мы всегда готовы оказать содействие. Но таких случае еще не было.

– Хорошо, спасибо, – уныло улыбнулся я и, отложив буклет на стеклянный столик, направился к выходу.

– Как надумает дочка – приходите, – чирикнула вслед Кристина.

Я тут же почувствовал, что задыхаюсь, и вылетел из салона. Последние пятнадцать лет своей жизни я крутился как белка в колесе, не замечая, что происходит вокруг, не думая, куда можно было бы свернуть, чтобы стать успешнее и вырастить успешными своих детей. Жил по шаблону: чтобы стать кем‑то, нужна «вышка», нужно работать с девяти до шести, ну а если опустился до продавца‑консультанта – все, обратной дороги нет. «Что я могу сделать сейчас? В данный момент у меня есть пустая голова, загруженная стыдом за себя, и… все. Руками я делать ничего не умею. А ведь если бы умел…»

Впрочем, в классе втором или третьем наша учительница Тамара Федоровна во время урока труда высыпала на стол целую коробку необычных камушков, привезенных с юга – серых, белых, черных. Камни были очень гладкими. Сначала она что‑то рассказывала о гравитации, из‑за которой они, оказавшись на дне водоемов, стали плоскими, а затем раздала каждому по камешку и велела рисовать на них – красками, фломастерами и даже лаком, который за несколько дней до этого задала принести на урок. Принесли немногие, в основном девчонки. Но и у меня тоже оказался тюбик красного лака, потому что моя мама собственноручно положила его мне в пенал. Сначала я стеснялся применить «девчачий» атрибут, да и сосед по парте дразнил, но ни красок, ни фломастеров у меня не было.

Посидев‑подумав над своим белым камушком, я нарисовал красного пушистого монстра с белыми глазами и клыками. Я до сих пор не могу понять как, но получилось так здорово, что Тамара Федоровна дала мне еще один камень – черный. На нем я нарисовал такое же красное сердце, проткнутое стрелой и источающее капли крови. После уроков выяснилось, что все эти поделки мы мастерили для школьной ярмарки. Так вот, оба моих камня, в отличие от камней одноклассников, которые попросту выкинули в мусорное ведро, были выставлены на продажу – по рублю за каждый. Кто‑то купил их в первые же минуты. Я очень надеялся, что это мама, но больше эти камни не видел.

И вот, спустя почти тридцать лет я стоял возле Академии красоты и гнал от себя одну навязчивую идею как мог, но все больше понимал: она уже не выйдет из моей головы. Я сам хочу научиться делать маникюр и зарабатывать на этом. Только где найти деньги на обучение?

В кармане зажужжал телефон.

 

2

– Женек, ну ты как, отошел? Твою заяву я все еще никуда не передал, так что возвращайся, если, конечно, не нашел новую работу.