Мистер Маникюр. Жена пилила меня, а я пилил ногти. Вот, что из этого получилось…
Расставшись с мужем еще в середине девяностых, теща так и не встретила достойного человека. Да и недостойного тоже. Мне вообще, кажется, у нее с тех пор никого и не было, потому что всякий раз – к месту и не к месту – она вспоминает своего Пашу: «Пашка, бывало, смотрит на меня и говорит…», «А Паша любил, когда на столе…», «Однажды мы с Пашей…», «Светик, ну ты как папка Пашка твой». И это имя звучит из ее уст так сладко, так нежно, как будто муж этот просто вышел на пару минут за продуктами или выбросить мусор и вот‑вот вернется домой. А ведь Паша этот – тот еще герой. Светка часто вспоминает, как по дороге во Дворец пионеров частенько встречала отца то с одной, то с другой женщиной. Тот объяснил: по работе, но какие могут быть встречи на улице по работе, если ты – стоматолог? А после того как одна из барышень все же увела его из семьи, еще и пытался отсудить квартиру. Светке тогда было лет пятнадцать. С тех пор она ни разу не общалась с отцом: не позвала на свадьбу, не разрешила посмотреть на внуков. И, когда мать в очередной раз пытается заговорить о нем, жена вспыхивает и припоминает судебные тяжбы, «отцовских шлюх» и их бедную жизнь после его ухода.
– И все же постарайся пораньше, – не поворачиваясь ко мне, попросила Света. – И вот еще что. Я последний раз мою посуду. Надоело уже каждые две недели ногти переделывать. Мой сам.
– Научи детей, – возразил я.
– У них школа, уроки…
– А у меня работа.
– Та еще работа.
– Не начинай.
Света бросила тарелку в наполненную мыльной водой мойку:
– Ты вообще помнишь о нашем вчерашнем разговоре? Я тебе сказала: найти новую работу! А ты что вместо этого делаешь? Допоздна саморезы перекладываешь?
– Откуда ты знаешь про саморезы?
– Олег сказал. Я звонила тебе вечером – ты был вне зоны, позвонила ему, он сказал, что там какая‑то путаница у вас с саморезами, и ты разбираешься что к чему…
Я опустил голову.
– Ну да. Там связь плохая на складе.
Света выключила воду, села на табуретку и стала массировать виски.
– Устала. Вкалываю как лошадь, а толку никакого…
Я отложил вилку, подошел к жене и начал мять ей плечи. На секунду она расслабилась, но тут же сжалась, как еж.
– Отстань, – взывала Света. – Мне так тошно…
– Я помню наш с тобой разговор и обещаю: скоро все изменится, – тихо, но очень серьезно сказал я.
Света обернулась.
– Правда?
– Да. Я двигаюсь в этом направлении, ничего сейчас больше говорить не буду, но обещаю…
– Надеюсь, это будет не ограбление банка? Ты не сможешь…
Я рассмеялся.
– Конечно, не смогу.
Я повернул к себе табуретку, на которой сидела жена, прижался лицом к ее голым коленям, вдыхая родной запах, и, обхватив руками Светкины бедра, начал пробираться головой под ее халат.
– Не надо, не сейчас, – она тут же оттолкнула меня.
– А когда? Сколько еще можно? Чем я тебя обидел?
– Я просто не хочу, – бросила жена, встала из‑за стола и вновь прилипла к раковине, где в грязной воде, как буйки, покачивались тарелка с чашкой.
Я вышел из кухни, даже не доев. Судя по скрежету вилки по стеклу, Светка тут же соскребла остатки еды в мусорное ведро.
Дверь в детскую была открыта. Илья и Лиза уже спали, надув свои вишневые губешки. Стоит посмотреть на них – и жизнь снова наполняется смыслом, как бы банально это ни звучало. А я ведь не хотел…
О том, что у нас будет еще ребенок, мы узнали незадолго до начала первого учебного года в жизни Полины. Летом меня уволили из салона сотовой связи – не сошелся характером с начальницей. Сложный период тогда был. Но Света и думать не хотела о прерывании беременности. А когда УЗИ показало, что внутри жены настоящее чудо – двойня, мне даже стыдно стало за свои страхи.
Время беременности – отдельный ужастик в моей жизни. За два месяца до планируемой даты родов жена попала на сохранение и до рождения детей оставалась под наблюдением медиков. Потом еще долго приходила в себя, переживала из‑за обвисшей груди, растянутого живота и прочих возникших проблем со здоровьем.
Поначалу я и сам не часто хотел близости – на новой работе – в турфирме – завал, дома – до поздней ночи, а то и до утра детский плач. Хорошо хоть, с Полинкой помогали то мама, то теща. Но когда все устаканилось и мы начали хоть немного спать, все желания снова вернулись. У меня. А вот у Светы – нет. Хороший секс стал настолько редким, что я инстинктивно начал присматриваться к другим женщинам: коллеги, клиентки, случайные незнакомки, ставившие лайки в соцсетях. И вот с одной из коллег у меня завязалась интимная переписка. Поздно ночью мы делились друг с другом самыми сокровенными фантазиями, после чего я возвращался к спящей жене.
Вскоре общения в соцсетях стало не хватать, и мы договорились о встрече. Я начал подыскивать подходящую квартиру с почасовой оплатой или номер в гостинице. Но ничего снять так и не успел – о моих планах узнала жена. Вернувшись домой, я наткнулся в коридоре на две спортивные сумки с моими вещами. Света и слышать не хотела никаких оправданий и обещала на следующий день подать на развод.
Я послушно взял собранное барахло и уехал к родителям. А ночью мне позвонила подруга той самой девушки, с которой я собирался переспать – тем же вечером она попала в больницу со сломанной челюстью, вывихнутой рукой и многочисленным травмами живота. Оказалось, Света скинула нашу переписку ее мужу (нашла его в соцсетях), и тот не сдержался.
Узнав о случившемся, жена, разумеется, тут же забыла, что собиралась развестись. Переживала, что этот Отелло и со мной разделается, да и ей влетит. Пока шли следствие и суды, мы со Светой снова сблизились. Вместе мы навещали пострадавшую, жена покупала для нее продукты, халаты, носки, передавала ее детям фрукты.
Потом ревнивца посадили, а моя несостоявшаяся любовница выписалась и, пообщавшись с юристами, подала на Свету в суд за незаконное распространение сведений о частной жизни. Мы решили не ввязываться в тяжбы и выплатили пятьдесят тысяч рублей – пришлось брать кредит. Я до сих пор не считаю себя виноватым в этой истории, ведь мне просто хотелось «спустить баллоны», да и не дошло ведь до этого! Жена могла выгнать меня, развестись или еще как‑нибудь наказать, но уж точно не скидывать эту «камасутру» не пойми кому. А если бы несчастная девчонка погибла?
Но Света все равно уверена, что именно я довел ее до такого безрассудного поступка, и редко да метко припоминает об этом. Хотя с тех пор я почти ни на кого и не смотрел. Даже удивился, почувствовав, что не могу оторвать глаз от директора Академии. Впрочем, ничего удивительного. Она действительно была прекрасна.