Мой ребенок Тигра
– Прошу вас, – наконец взмолилась она, заглянув в глаза незнакомца. – Вы ведь понимаете, о чем именно я беспокоюсь?
Противоборство взглядов или переглядывания не продлились долго, потому что мужчина даже не подумал уступать ей, он дернул плечом, потом огляделся по сторонам и, отойдя от нее, сел в любимое Ольгой кресло.
– Ничего страшного не происходит, – проговорил тот наконец, но уже совсем другим голосом. – Он не плачет, а я не собираюсь делать ничего такого, чтобы причинить ему вред.
– На мой взгляд иначе.
На самом деле он был прав, но сердце Ольги не успокаивалось, как бы не твердила она себе, что все под контролем. Макар вел себя на удивление спокойно, но только она оказалась беспечной дурой. Да такой, каких свет не видывал!
– По‑твоему, я настолько отбитый, чтобы причинить вред ребенку?
Он очень натурально удивился этому предположению. Что до Ольги, то она не считала эту версию совсем уж лишенной логики, особенно после их фееричного знакомства и внезапного появления в ее доме. Нормальные люди топчутся в коридоре и ждут хозяев, но уж никак не путешествуют по квартире и не заходят в святая‑святых!
– Вы проникли в мой дом.
– Ты сама впустила меня.
– Я ждала другого.
Примат смерил ее взглядом, остановил его на мокрой груди, а потом поднял его к лицу
– Отчего мне кажется, что это не муж?
Ольга открыла было рот, чтобы заявить ему, что это не его дело, но потом захлопнула его, осознав, что переубеждать, доказывать и объяснять – совсем уж бесполезное дело. Она уже ввязалась в никому не нужные объяснения, не выдав чего‑то более‑менее стоящего из аргументов и скатившись на бытовое препирательство.
– Вам ли говорить мне об этом? – она кивнула на его руки, имея в виду золотой ободок на безымянном пальце. – Дома – жена, а вы здесь, неизвестно с кем и с чужим ребенком на руках.
Он ее напугал – взвился, подскочил с кресла и оказался рядом с ней в мгновение ока, да так что свет померк стоило посмотреть в лицо, поймать источающий ненависть взгляд.
– Ты ничего не знаешь обо мне!
– Ты тоже!
Багдасарова, которая испугалась за ребенка больше, чем за себя, кинула мимолетный взгляд на лежащего на руках примата Макара и ощутила двойственное чувство, состоящее из зависти и ревности – этому зверю удавалось справляться с ребенком с какой‑то немыслимой легкостью и, что самое главное, не вызвав у сына ни слезинки. Что было странно. Врач‑педиатр ему, к примеру, не понравился.
– Я – сейчас, – выдавила она, решив поддаться этому странному ультиматуму и ринувшись в комнату.
– Ну, привет, боец, – послышалось позади и явно обращенное не к ней, – как тебе этот мир?
Ольга понимала все – как он нашел ее (ведь фсбэшник!) и как попал в квартиру, но не находила причин его нахождения здесь. Если только Ратников послал его зачем‑то. Но для чего? Виктор Степанович мог бы с легкостью позвонить ей и без своих опричников.
– Дура, ой, дура! – проговорила она, метнувшись на кухню за оставленным на столе смартфоном. – Звонить в полицию и пусть его забирают отсюда!
Ольга медлила. Несмотря на явную правильность решения, что‑то останавливало ее сделать это. Дело было даже не в поведении примата, а в предупреждающем шепотке.
– Черт возьми! – воскликнула она, в ответ на раздавший звонок в дверь. – Золотарев, наконец‑то!
Она распахнула дверь с некой долей облегчения – Артем поможет выпроводить ей этого, но за дверью оказался не он, а три бугая очень похожие на того, что сейчас находился в детской.
Глава 10
– Добро пожаловать! – проговорили позади с каким‑то злым торжеством, а затем обдали спину порывом захлопнувшейся двери.
Хамиев огляделся по сторонам, а затем сделал шаг к собранным койкам. Рассматривать в камере было нечего. Стены были ровными, серыми, без каких‑то посланий от тех, кто был здесь до этого. Он отчасти понимал их, но не потому, что вдруг вжился в роль преступника, а потому что эти камеры были предназначены для тех, кто нарушил закон, не когда защищая его. Что они могли сказать остальным?
«Ты подвел меня, Тигран!»
Слова Ратникова звучали в голове словно колокольный набат, ударяя по и без того натянутым нервам, разъедая душу своим продолжением.
«Ты мог прийти ко мне и рассказать все! Мы бы нашли управу и такую, что и черт бы не подкопался! Но вместо этого!..»
Тигран смотрел перед собой еще несколько секунд. Чувство отмщения отпустило его, оставив на своем месте осознание и стыд.
«Ты, офицер ФСБ, поступил, как самое настоящее быдло!»
Именно так он и сделал – повел себя, как обезумевшее от боли животное, бросающееся на всех вокруг и даже…
– Тебя только здесь и не хватало, – проговорил он себе, едва улегшись на койке и тут же повернувшись на бок. – Пошла вон!
Видение насмехающейся над ним женщины было не к месту, а самое главное неожиданно. Блондинка пришла вместо жены. Обычно Наташка стояла у него перед глазами, приходила во снах и будила его предрассветными кошмарами. Теперь эта…
– Проваливай, – пробормотал он себе, уперевшись в жесткий матрас лбом, но она продолжала стоять перед ним, оглядывать взглядом невозможно счастливых глаз и говорить ему что‑то. – Выноси мозг, Ратникову.
Жена была его укором, совестью и чувством вины. Тигран оставил ее одну в окружении гор, в компании так и не полюбившей ее матери; не смог уберечь от дела всей жизни, но что хуже – уделял неприлично мало времени и внимания, окунувшись с головой в работу.
«Ты помешалась! Помешалась!»
Он и не знал, как сдержался и не высказал матери все, что было на сердце. Она в конце концов была его матерью.
«Она мертва, мертва! Не обижается на меня, не работает в саду, не спит и не отправилась на рынок! Перестань врать! Я не приеду больше! Никто не приедет!»
Хамиев был виноват в случившемся не меньше, а даже больше потерявшей разум матери.
– Пошла вон, – проговорил он еще раз, заставляя себя вспомнить, как она ушла. – Черт с тобою!
Блондинка была доказательством всего, настигшего безумия в том числе. Он не срывался на женщин, не тряс и не бил их. Но тут… Что‑то пошло не так.