Москва и мертвичи

Николай Борисович вздохнул и помассировал виски.

– Что это было? Я же это видела? Вы мне верите? Вы слушаете это, как будто все нормально, хотя я сейчас рассказываю и сама себе не верю.

Собеседник хмыкнул.

– «Матрицу» смотрели?

– Чего?

– Можно пафосно сказать, что вы взяли красную таблетку, сели на платформу три четверти или заглянули за занавес. Но, по правде говоря, вам очень повезло остаться в живых и вы просто увидели, что не должны были. Если б не это дело, то так бы вы и жили жизнью простого смертного. Но такое бывает. Дар есть, он дремлет, а потом в ситуации экстремального стресса проявляется.

Игнатова истерично расхохоталась.

– Дар? А‑ха‑ха‑ха. Типа как ведунья Агафья? Ахах. Мне скоро дадут магическую палочку?

– Вам, конечно, смешно, но вообще‑то у вас сегодня начинается жизнь с нуля.

– В смысле?

– Головка болит?

– Болит…

– Вы хотели узнать, что такое МПД? И почему у вас болит голова?

– Да. И сигарету с кофе.

 

* * *

 

– В каких странах есть организации, аналогичные МПД?

– В Британии и доминионах, США, Японии (со времен династии Эдо), Испании (со времен инквизиции), Франции, Германии. Это с кем у нас официально установлен контакт. Ходят слухи, что что‑то есть у Израиля, Китая и шейхов. Парамилитарные организации и ордены, действующие втайне от государства, существуют также в Польше, Турции, Румынии, Ирландии и Мексике, ряде других стран.

– Какова структура МПД?

– Структура аналогична федеральным министерствам. Есть штаб‑квартира в Москве. Есть региональные отделения. Московским отделением руководит Николай Борисович Филатов. В состав каждого отделения входит несколько структурных подразделений‑отделов. Например, в Московском есть отделы мониторинга, сокрытия, следствия, специальное тюремное учреждение и прочие.

– Где есть отделения МПД?

– Во всех федеральных округах, городах‑миллионниках, крупных региональных центрах и важных малых городах и поселениях.

 

Странность первая: вода

 

Кстати, зачем я это пишу?

Ну, во‑первых, на той неделе меня опять чуть не сожрали. Случись что со мной, останутся хоть эти записки. Конечно, никто в них не поверит, решат, что я был больной или просто обчитавшийся Лукьяненко фантазер, пишущий городское фэнтези. Ну хоть так, я хотя бы старался.

Во‑вторых, а вдруг есть другие, как я? Гребаный «Ночной, мать его, дозор». Люди в черном, что ходят и подчищают. Стража, как у Пратчетта. Ну, с поправкой на российскую реальность. Приходит такой мент по делам потусторонних в «Золотую милю» на Остоженке, а там какой‑нибудь энергетический вампир ему: «А я че, а я ниче, ну пососал энергию у подчиненных на работе, ну не всю же высосал? Давай договоримся?» И договариваются. Мент потом в Лондоне на Элефант‑энд‑Касл квартиру покупает, наш потусторонний суд не может его оттуда экстрадировать, а потом он сам себя убивает десятью укусами в шею.

В‑третьих, если такие, как я, есть, может, у меня когда‑нибудь появится ученик или напарник? Вот ему и дам почитать, пригодится в плане обмена опытом.

Короче, мои записки – это смесь завещания и аутотренинга. Как и многие последние произведения великих авторов.

Так вот, вернемся к моим запискам юного натуралиста. Москва и вода. И как старательно Москва всю историю избавлялась от водоемов и рек в центре. Про Неглинку все коренные знают, течет в коллекторе прямо под центром. И как всякие урбанисты ее на поверхность вывести предлагают? Проверить бы их, на кого работают. Про Гоголевский бульвар и мои приключения там уже писал раньше, а вот что на его месте тек бурный ручей Черторый, знают немногие. Гоголь, название с чертовщиной, Василиса Изадова, все сходится. Ручей закопали. Чистые и Патриаршие пруды уполовинили до одного пруда. Я живу недалеко от «Пионерской» – там речку превратили в стоячий пруд. Бассейн на месте Храма Христа Спасителя быстренько зарыли, как только сменилась власть. Десятки мелких речушек – так же в коллекторах под землей. А замечали, как мало в Москве фонтанов? В общем, тенденция понятна. Власть всю дорогу избавлялась от воды в городе, кроме мест, где воды было не избежать. Москву‑реку не зароешь, Яуза тоже раньше была стратегически важна. Вот и все, больше и нет рек, считай.

А это ж все неспроста. При Собянине набережными и прудами начали заниматься, но чуть в нашей стране случается нелегкий период – и вся дрянь скапливается у водоемов. Я почти не застал, но хорошо известно, сколько сатанистов расплодилось на Чистых прудах, в Нескучном саду и Филевском парке в девяностые. В последних двух еще и ритуальные жертвоприношения находили, трупы, маньяки бегали. Знающим Москву хорошо известно, что Чистые раньше были Погаными, а еще там место с чертовщиной в двух шагах – Меншикова башня стоит. А на Патриарших прудах у нас что? Ну конечно, дьявольская булгаковская компания, но и много раньше там хватало веселых историй, не зря второй пруд зарыли. Про Яузу вообще молчу – река в самом центре, а на берегах черти что. Набережные пустые. Залезьте на холм напротив через реку от «Артплея» и полюбуйтесь местными красотами – заброшенные усадьбы, заросли, шприцы и бутылки. И это у святого вроде бы места: через дорогу монастырь.

А разгадка проста – в московской воде живет потустороннее: и в реках, и прудах, и в дожде, и даже в воде из‑под крана. Я иногда гляжу на Москву‑реку (хотя стараюсь не смотреть) и вижу русалок, подзывающих перегнувшихся через перила городских мечтателей с разбитым сердцем, вижу флюиды злых завихрений в медленных водах этой грязной реки, вижу мелкую и крупную нечисть с острыми зубами. А временами на поверхность поднимается невидимый обычному глазу кракен и стаскивает машины с набережных в глубины. Вот вам и ответ, почему так мало водителей, оказавшихся в воде, выплывает живыми. И ответ, почему у нас везде «купаться запрещено».

Тут можно было бы развить теорию заговора, почему современные московские власти так усиленно тащат москвичей к воде. А еще можно вспомнить, как коммунисты хотели сделать Москву «портом пяти морей» и поразительное сходство ранней советской символики с древней ближневосточной, а также мавзолей‑зиккурат, и мумию Ленина, и в какой он лежит позе… О‑о‑о, мумия Ленина. На Красную площадь я вообще ни ногой. Но об этом в другой раз.