Моя нежная Эля
– А ну, стой! – кричу и бросаюсь ей наперерез. – Ты куда собралась? Вообще‑то, сегодня твоя очередь платить за квартиру! Я платила в прошлом месяце. И за коммуналку тоже…
– Ты че? – подруга хмурит черные брови. – Я ж сказала, съезжаю, какая оплата?
– Вообще‑то, мы платим по факту проживания, ты этот месяц тут прожила, так? – тычу в нее пальцем. – И прошлый тоже прожила, за который заплатила я. Давай плати, а потом можешь съезжать, если так хочешь.
Маша хлопает чересчур ярко накрашенными ресницами и начинает возмущаться:
– А на что я новую квартиру снимать буду? Мне эти деньги нужны. Слушай, если ты думаешь, что у меня денег куры не клюют, то ни фига подобного!
– Я не пойму, а у меня, что ли, куры их клюют? – всплескиваю руками.
Деньги – больной вопрос, да.
Что для Машки, что для меня…
Мы обе студентки‑первокурсницы. Обе наскребаем на съем жилья и продукты буквально по копейке.
Но это разве причина вот так меня подставлять?
Машка меня не слушает, только фырчит в ответ, хватает сумку и спешит на выход.
– Маша, стой! Ну куда ты!
Я пытаюсь схватить ее за локоть, но подруга не дается.
– Имей совесть, мне тоже как‑то надо жить! – бросает она мне на прощание и убегает.
Как крыса с тонущего корабля.
Я полгода дружила с крысой…
«Друг в беде не бросит, лишнего не спросит. Вот что значит настоящий, верный друг…» – всплывает в голове песня из глубокого детства.
Что ж, Машка явно не такая.
Накрываю лицо руками, силясь сообразить, что со всем этим делать.
Ведь за квартиру платить сегодня! Вечером должна прийти хозяйка, а у меня денег нет…
Мы с Машкой вот уже полгода платили поочередно, так нам было удобнее.
Один месяц живешь более‑менее, второй в жесткой экономии.
Вот я этот месяц и жила более‑менее. Работала прилично, правда. Но на заработанные денежки купила себе босоножки и сумочку. Дура! Откладывать надо было и все складывать на карту.
Босоножки! Сумочка! Их же, наверное, можно сдать обратно, я даже чеки сохранила и еще не носила обновки.
Спешу к шкафу, лезу на верхнюю полку, а там пу‑у‑усто…
– Офигеть!
Они сперли даже босоножки.
Так, надо что‑то делать. Звонить в полицию! Или лучше сначала все‑таки хозяйке?
Мои скорбные мысли прерывает звук телефонного звонка из прихожей. Бегу туда, поднимаю свою оброненную сумку, достаю телефон.
Хозяйка!
Видимо, хочет договориться о времени вечернего визита.
Мамочки!
Так, стоп, отставить панику. Сейчас главное спокойно ей все объяснить. Она же не подумает, что это я прибрала к рукам ее телик и бытовые приборы, так?
Мы в хороших отношениях, она добрая старушка за семьдесят. Даже не истеричная.
– Здравствуйте, Светлана Леопольдовна, – тяну в трубку сладеньким голоском.
– Здравствуй, Элечка, – отвечает она.
– Тут такая проблема… – Думаю, как озвучить.
А она не слушает, начинает говорить свое:
– Сегодня такие магнитные бури, с утра с давлением маюсь, давит и давит, сил моих нет. Пластом лежу, так плохо себя чувствую… Постой, постой, я тебя перебила, ты говоришь, какая‑то проблема? Большая? Неужто затопили соседей?
– Не‑е‑е, не топили, – качаю головой, хотя она этого и не видит.
На этом замолкаю. Думаю, как преподнести новость об ограблении старушке, которая лежит с давлением. Я ей сейчас скажу, сколько всего украли, а она – брык – и того, в смысле на тот свет. И мне потом ходи всю жизнь мучайся, что это из‑за меня.
Но для старушки информация о том, что мы никого не затопили, похоже, была самой важной, потому что она тут же успокаивается и продолжает прежним тоном:
– Так вот, Элечка, давление у меня жуткое. Я приехать не смогу.
А это значит, что по крайней мере сегодня с меня никто не станет требовать денег. Ура!
Только я успеваю выдохнуть, как она сообщает:
– За деньгами приедет мной внучок, Остап. Я ему сейчас позвоню, твой номер дам, там как‑то договоритесь, хорошо?
От ее последних слов у меня начинается озноб.
Не будет мне отсрочки.
Так, Эля, хорош трусить, надо все‑таки объясниться с хозяйкой.
– Светлана Леопольдовна, есть проблемка, – пытаюсь наконец выдать информацию.
Но старушка в очередной раз меня перебивает:
– Остап решит все проблемы, на него можно положиться. Ты ему расскажи. Все, пока.
С этими словами она кладет трубку.
Мамочки, мне еще объясняться с каким‑то там внуком по имени Остап, которого я в глаза не видела. Час от часу не легче.
Оглядываюсь по сторонам, решая, что сделать в первую очередь.
Надо провести ревизию!
Минут пятнадцать хожу по квартире, отмечаю, что убыло и сколько всего испорчено.
Подвожу итоги.
Из хозяйского: телевизор, кухонная техника, диван, который теперь разве что на свалку, ибо порезан. Еще разбита люстра, сломана полочка в прихожей. На сколько это может потянуть? Да там один телик тысяч пятьдесят, не меньше! Это если брать б/у какого‑нибудь похожего размера. Где мне взять такие деньги? У меня их нет. Плюс еще за квартиру за месяц и коммуналку.
Что делать?
У меня начинают трястись руки.
Тут слышу звонок в дверь, а следом приходит сообщение на телефон: «Я подошел, открывайте. Остап».
Быстро он, прямо реактивно!
Чувствую, как к трясущимся рукам добавляется дрожь в коленях. Эдак я до двери попросту не дойду.
Так, спокойно, Эля. Чего я вообще так испугалась? Внучок – звучит очень безобидно, да?