Мышка для сердцееда

– Кто? – после нескольких звонков домофона друг наконец снисходит до ответа.

– Доставка девочек, – ржу я.

Раздается пиканье, и я дергаю дверь, едва не налетая на одну из бабулек‑доносчиц. Под мышкой зажато трясущееся нечто, которое должно быть, видимо, собачкой, но больше похоже на крысу. Каждый раз передергивает от вида этой животины. Мелочь скалится и начинает вырываться из захвата соседки.

– Здрасьте, баба Маша, – здороваюсь, протискиваясь мимо внушительных размеров.– Прелестная псинка.

– О, – приободряется соседка, – опять к нашему Виталечке развратничать приехал.

От этого заявления я спотыкаюсь и чуть не пересчитываю количество ступенек, которые преодолеваю.

– Баб Мань, вы только никому больше так не говорите.

Морщинистое лицо вытягивается.

– Я, вообще, по девочкам, и с Виталей мы просто по‑дружески.

Старушка смачно сплевывает через плечо и прижимает к себе тявкающую шавку.

– Тьфу, срамота какая!

Хмыкаю и остаюсь в подъезде в тишине. В ушах звенит от оглушительного лая собачонки и приходится ждать, пока шум в голове прекратится.

Взбегаю на четвертый этаж.

– Боишься, что дверь свалится, если поддерживать не будешь?– пытаюсь скрыть за шуткой раздраженность.

Друг закатывает глаза и скрывается в темноте квартиры.

– Капец ты гостеприимный. Хоть бы свет врубил.

– А ты че, забыл где выключатель? – приглушенно рявкает друг откуда‑то из ванной.

Дергаю плечом, скидываю кроссовки и прохожу в кухню, не рассчитывая на приглашение. Плюхаюсь на деревянный стул, который под моим весом жалобно скрипит. Выходит взъерошенный недовольный друг и прожигает меня вопросительным взглядом.

– И че ж тебя сюда принесло, Рус?

Проходит вглубь и щелкает кнопкой чайника. Достает банку кофе и насыпает в пол‑литровую кружку четыре ложки.

– Блин, вот скажи мне, – сдерживаюсь, чтобы не скривиться от этой картины, – как можно пить это?

– Ой, завались, – бурчит Вит и наливает кипяток.

Садится напротив на такой же скрипучий стул и снова упирается в меня взглядом.

Ну да, не каждый стул выдержит лбов под два метра ростом и весом больше восьмидесяти пяти килограммов.

– Излагай.

– Мне надо где‑то пожить, пока я чего‑нибудь не придумаю.

На лице друга не прибавляется понимания.

– Короче, батя встретил даму сердца и теперь хочет с ней съехаться.

– И?

– И знаешь, кем оказалась упомянутая дама?

– Подожди‑ка! – вскакивает друг.– Я сейчас метнусь за гадальными картами.

– Придурок, – бурчу я, а Вит падает обратно на стул.– Ты его такими темпами скоро добьешь…

– Ближе к телу, – перебивает он и делает глоток горячей жижи.

– В общем, эта дамочка – мама мыши, – выплевываю я и наблюдаю, как на лице друга отражается непонимание.

Несколько секунд Вит глупо хлопает глазами, а потом квартира содрогается от его громкого гогота. Друг ржет так, что у меня в ушах снова начинает шуметь. На его глазах выступают слезы, и он хватается за живот.

– Завязывай, – пытаюсь хоть как‑то вернуть ему покинувший его мозг.– Ты представляешь, что это значит?

Во мне крепнет желание зарядить этому недоумку по голове, когда смех перерастает в беспомощное хрюканье.

Постепенно друг успокаивается и отдувается от долгого смеха, а я пытаюсь убить его взглядом.

– Ну и че? – заикаясь спрашивает Вит.– Ну повстречаются они да и разойдутся.

– Они решили съехаться. И воссоединиться в нашем особняке. Короче, мне надо убежище на какое‑то время.

Вит удивленно поднимает брови и окидывает меня взглядом.

– Че? И ты вот так просто сдашься и свалишь в закат?

Мы с мамой заходим домой, и я уже собираюсь уйти в комнату.

– Ну и что ты молчишь?

Оборачиваюсь на мамин вопрос.

– А что я должна говорить?

Этот день выматывает настолько, что язык еле ворочается. Знакомство с маминым спутником окончательно лишает сил, и я просто хочу закрыться в комнате и провалиться в сон. Может, завтра что‑то изменится, и безысходность не будет так давить на плечи.

– Как тебе Владимир? – мама вглядывается в мое лицо.

– Хороший, мне понравился, – меня осеняет мысль, и я не раздумывая выпаливаю:– Мам, а может, я не буду переезжать с тобой?

Мама удивленно распахивает глаза.

– А, – запинается она, – куда ты собираешься деться?

– Ну‑у‑у‑у, – неопределенно тяну, – я ведь уже совершеннолетняя и могу позаботиться о себе.

Захожу издалека, давая маме самой дойти до того, к чему я клоню. Мама хмурится и скрещивает руки на груди. Во взгляд проникает серьезность, и от этого спина покрывается мурашками. От такого маминого взгляда ничего хорошего ждать нельзя.

У меня золотая мама, и я безумно люблю ее, но в моменты, когда она смотрит на меня таким взглядом, хочется спрятаться под одеяло, потому что я прекрасно понимаю: сейчас ее не убедить.

– Это исключено, – обрубает, а внутри меня все замирает.– Ты же понимаешь, что это не наша квартира.

– Понимаю.

Плечи ссутуливаются, и я опираюсь о стену. Мы так и не проходим дальше коридора.

– Кариш, я обдумываю вариант приобретения все же своего жилья. Но для этого нужны деньги, и сейчас, съехавшись с Владимиром, я могу средства, которые шли на аренду жилья, откладывать. И даже если у нас с Владимиром все сложится хорошо, квартира будет у тебя.

– А почему ты думаешь, что с ним может что‑то не получиться? – осторожно уточняю я, делая шаг к маме.

Она только пожимает плечом. Из комнаты гордо выруливает Тимоха и одаривает наши ноги вниманием. Я подхватываю пушистый комок и зарываюсь носом в мягкую шерстку. Улавливаю вибрацию от урчания и самой хочется замурлыкать.

– А его куда?

Мама усмехается и треплет Тимоху за ухо. А этот пушистик только и ждет такого количества внимания. Довольно щурит зеленые глаза, и мурчание усиливается.

– С нами конечно же. Куда мы его денем?