Мышка для сердцееда
– Карин, ты не подумай, между нами ничего не изменится. Я не перестану любить тебя или уделять тебе время. Просто я…
Мама осекается и переплетает пальцы. Ее вид становится настолько беспомощным, что наконец мой разум возвращается на место.
«Блин, что ты творишь? Мама разве не заслужила счастья? Не будь эгоисткой!» – мысленно одергиваю себя.
Заставляю себя подняться на ослабевшие ноги, внутри ворочается волнение, но я подавляю эмоции. Подхожу к стулу, на котором сидит подавленная мама, и опускаюсь на корточки. Когда‑то читала в каком‑то умном журнале, что нужно с собеседником быть на одном уровне, чтобы показать ему всю свою заинтересованность. Правда, там это правило применялось в отношении детей. Но чем сейчас не тот случай?
Обхватываю прохладные руки мамы и встречаю ее взгляд. Она неуверенно улыбается, а мне становится стыдно за свое поведение. За все, что она мне дала, теперь вот так я с ней расплачиваюсь. Своим страхом потерять связь с ней.
– Мам, – прислоняюсь лбом к сплетенным рукам и ощущаю легкое дыхание на волосах, – я совсем не против.
Реплика звучит слишком громко для шепота. Мама кладет щеку мне на макушку, и я наслаждаюсь этим моментом.
– Рин, это правда ничего не изменит между нами, – снова оправдывается.
Чувствую укол вины в самое сердце и ненадолго прикусываю губу. Сама виновата.
– Просто это немного неожиданно. Но я рада видеть тебя счастливой.
Уже искренне улыбаюсь и поднимаю голову. Карие глаза лучатся нежностью, в которую я готова закутаться с головой. Она самая достойная женщина, и я не имею права отбирать у нее это ощущение счастья.
– Расскажешь мне про него? – негромко прошу и усаживаюсь прямо на пол, подставляя голову.
Мама все прекрасно понимает без слов и запускает пальцы в спутанные пряди.
– Блин, Рина, твои волосы всегда меня убивали, – тихо смеется и принимается распутывать гнездо.– Сколько я намучилась, пытаясь привести их в порядок.
Из меня вырывается смешок, прикрываю глаза и ныряю в приятные ощущения. Обожаю, когда мама вот так возится в моей шевелюре.
– Я внимательно слушаю, – чуть ли не мурчу от кайфа.
– Да ты же сейчас уснешь, – звонкий смех мамы разливается в груди теплом, – давай потом.
Мотаю головой.
– Хочу сейчас, – твердо произношу я и с трудом разлепляю глаза.
Мама притворно вздыхает.
– А что тебе рассказать? Мы с ним работаем вместе.
Замечаю в зеркало, висящее напротив в коридоре, как щеки мамы краснеют, и хмыкаю.
– Вообще не обращал внимания на меня. Да мы и не виделись толком. Что ты, сам генеральный же.
С трудом ловлю челюсть. Мне стоит больших усилий не вытаращить глаза, хотя очень хочется.
– Мам, – кашляю, – а ты уверена, что там все серьезно? Ты ж у меня красавица, а богачи… Ну…
Что я несу? Такое чувство, будто я пытаюсь отговорить маму от отношений. На секунду прикрываю глаза, чтобы обдумать следующую фразу. Мама бывает чересчур мнительной. Стоит мне сказать одну неосторожную фразу, и она накручивает уже небоскребы догадок и причин.
– Да, ты права, – пальцы замирают в волосах, и я мысленно стону.
– Подожди, мам. Просто расскажи, что и как? Я сейчас немного не в себе и несу всякую ахинею из‑за всех подготовок к вступительным. Все ещё от шока не отошла. Не обращай внимания.
Молюсь, чтобы мама купилась на этот лепет. Пока в голове крутятся все известные молитвы, к нам вальяжно подходит Тимоха и плюхается пушистой пятой точкой на мою ногу. Не задумываясь погружаю пальцы в шелковистый мех, и грудь наполняется любовью.
Кто‑то может сказать, что у нас неполная семья. И я этому кому‑то за такую фразу отгрызу нос, потому что моя семья самая лучшая.
Снова укол вины пронзает грудь. Откидываю голову на мамины колени и вдыхаю родной аромат. Мама пахнет счастьем и любовью, и в такие моменты…в моменты уединения я не могу ею надышаться.
– Мам, – прерываю идиллию, – правда, я из‑за каши в голове несу всякую чушь. Не ведись. У меня стресс, ну. Первый курс.
– Просто Владимир мне кажется серьезным мужчиной, – мама опускает глаза на меня.
Я поворачиваюсь к ней лицом и опускаю подбородок на колени.
– Это же здорово, – добавляю в голос уверенности и наконец вижу, как мамины плечи расслабляются.
На лицо возвращается мечтательная улыбка.
– Мы с ним как‑то на переговорах столкнулись. Ринка, это так для меня непривычно! Я как его увидела, сразу поняла, что о таком мужчине мечтала всю жизнь, поэтому…
Мама внезапно замолкает, и я снова ловлю на себе ее виноватый взгляд. Прекрасно понимаю, из‑за чего. Отец. Мама думает, что мне все еще не наплевать на этого человека.
– Мам, если ты из‑за человека, который является моим отцом, то просто забудь, – в голосе сквозит злость, и так каждый раз, стоит мне вспомнить его и его поступок по отношению к нам.
– Рин, не надо так. Это все же твой отец, – твердо возражает мама и поднимается со стула.– Ты должна об этом помнить.
– А он‑то сам помнит, что у него есть старшая дочь? – взбрыкиваю и тоже подскакиваю на ноги.
Мама переводит взгляд в окно, и между нами воцаряется молчание. Готовлюсь к тому, что мама сейчас начнет защищать отца. Так происходит всегда, стоит нам поднять эту тему.
– Ты права, дочур, – второй раз за вечер удивляет меня мама, – но я все же надеюсь, что он очнется и наладит с тобой связь.
Мама тщательно скрывает обиду, но я все равно улавливаю ее в интонациях. Хоть уже и прошло много лет с развода родителей, я все еще вижу, как мама, бывает, думает о случившемся. Я же уже смирилась, что отец наплевал на свою первую семью и сейчас счастлив со второй женой, которая младше мамы на десять лет.
Первое время папа пытался наладить наше общение, но очень быстро свалил в закат, стоило новой жене родить дочь.
– Ну так что с этим Владимиром? – не хочу, чтобы мама скатилась в грусть после такого замечательного начала вечера.– Как у вас все началось?
Быстро перевожу тему на маминого ухажера и цепляю на лицо улыбку. Мама прищуривается и хмыкает. Она слишком хорошо меня знает, чтобы не понять моего маневра.
– Я же сказала, что все началось на переговорах. По работе пришлось много общаться, а потом он на кофе пригласил, – мама смущенно закусывает губу и заправляет выбившуюся прядь за ухо.
А я снова восторгаюсь ее красотой. Хоть ей уже сорок, но выглядит она круче многих двадцатипятилетних. Уложенное удлиненное каре, строгий приталенный костюм и фигура такая, что я завидую. А в ее карих глазах, лучащихся добротой, запросто можно утонуть – и не захочешь сопротивляться.
– Ну‑у‑у‑у‑у?– вопросительно изгибаю бровь.