На крыльце под барельефом

Подождав, пока Нина Абрамовна прикончит первый кусок, довольная и улыбающаяся Ираида Ашотовна заняла позицию на пути к двери.

– А вот я еще хотела спросить, завтра контрольную будете давать 6‑му классу? Сереженька так волнуется…

– Мы уходим, Нина! Поздно уже, Ираида Ашотовна…

Лилиана прекрасно знала, что последует за горячим хачапури, и подталкивала Нину к двери, вручая ей сумку.

– Да‑да, мы уходим! Спасибо, Ираида Ашотовна. Я потом доем. Очень, очень вкусно! Просто потрясно! Нет, контрольная в пятницу. Мы все проработали, пусть Сережа не волнуется. Дома можно все‑таки еще раз просмотреть упражнения под текстом про Лондон…

– Ой! Спасибо вам! А Сереженька может к вам завтра после уроков забежать? Ну… если вопросы у него появятся… Можно? Правда? Вы такие замечательные, Ниночка Абрамовна! Лилиана Георгиевна! Ах! И вы так долго в школе! Все работаете?

 

Под причитания коллеги с кастрюлей Нина и Лилиана выскочили из кабинета. Ираида, одной рукой укрывая остывающую еду полотенцем, оглядывала внимательно класс. Ее глаза вращались по кругу с любопытством, пытаясь «считать» хоть какую‑то информацию о том, что делали коллеги до столь позднего часа за закрытой дверью. Ну понятно – курили. Дым предательски кружился у стола, не желая никуда вылетать. А что еще? Что обсуждали? Она бы много дала, отдала бы все хачапури, только чтобы узнать хоть что‑то…

– До свидания, Ираида Ашотовна! Вы идете? Я хочу дверь запереть.

– Иду, выхожу, конечно! Пойду еще угощу Лидию Николаевну и Ирину Евгеньевну. Все так поздно здесь сидят… Все прямо живут в нашей замечательной школе! А я так уже домой сходила. Я ж рано заканчиваю. Вот хачапури приготовила. И вернулась. Знаете, я же тут в пяти минутах! Может, как‑нибудь зайдете на чай? У нас все просто, по‑семейному.

– Спасибо, может быть, как‑нибудь… Но видите, столько работы, подготовки… И мы‑то живем не рядом, – Нина пыталась быть вежливой, но Лилиана тащила ее к лестнице.

– Как хорошо, девочки, что я вас застала! – донеслось до них. – До свидания! До завтра, девочки!

 

Ираида Ашотовна, тоже учитель английского, приехала с семьей издалека. Никто толком не знал, откуда точно. Одним она живописала солнечный Ереван, другие говорили, что она сама из какого‑то другого города и только училась в Ереване. Третьи были уверены, что она вообще не жила последние годы в Армении, а приехала в Москву в гости к родственникам, погостила и осталась. Ее хлебосольство подкупало, но было в ее желании всех угостить и всем угодить что‑то приторно чрезмерное. Навязчивое. Непривычное. Беготня с кастрюлями и подносами напрягала. Некоторые коллеги побывали и у нее дома, куда она постоянно зазывала. Рассказывали, что половину гостиной или, как чаще говорили, большой комнаты в хрущовке недалеко от школы занимал белый рояль. Сама хозяйка, раскрасневшаяся и счастливая, вставала после обильной трапезы, от которой невозможно было отказаться, и начинала музицировать, петь романсы. Нина любила подшучивать, что второй раз к Ашотовне никто добровольно не шел, а если и шел, то только в поисках какой‑нибудь выгоды в виде хорошего портного, импортных шмоток или сапожника. Все это имелось у Ираиды в избытке. Коллеги относились к ней хорошо, благодарно, если им перепадало от ее щедрот, но близко не сходились.

Каким образом удалось Ираиде Ашотовна получить место «англичанки» в белой школе, никто не знал. Возможно, на фоне других учителей, под которых подгадывали родители, записывая своих чад в школу, женщина не только заговорила и закормила завучей и директора, но и клятвенно пообещала учить младшие классы. Для звездных преподавателей второклашки с распахнутыми глазами и сведенными судорогой ртами были почти воинской повинностью.

 

Из «девочек» только Рита, молоденькая Рита Михайловна с еще не исчезнувшей энергией и изобретательностью на игры, с удовольствием брала малышей. Остальные, как могли, отбояривались, отбрыкивались, отказывались от маленьких. Громкий голос и своеобразный юмор Нины доводили детей до полного ступора. Тонкая ирония и нежелание Лилианы тратить драгоценное время на юный и грамматически не освежеванный материал заставляли родителей обивать высокие школьные пороги, чтобы понять, что делать и кто, собственно, виноват.

 

Ираида на этом фоне пришлась как нельзя кстати: уровня ее английского, выученного где‑то далеко, вполне хватало на начальную школу. Дети ее любили, хотя и начинали позволять себе вольности буквально через несколько уроков. В любом случае на Ираиду никто не жаловался – дети пели веселые песенки, учили стихи и громко считали вслух, умиляя родителей на открытых уроках.

Классу к четвертому–пятому у Ираиды детей забирали, отдавали другим преподавателям, а ей снова приходилось идти веселить малышей и готовить их, как эскиз, набросок, для других, маститых «англичан». Ираида Ашотовна поводила полными округлыми плечами, как будто все это было в порядке вещей, и готовила угощение к концу учебного года. Впрочем, все были довольны или, по крайней мере, таковыми казались.

 

Главными объектами Ираидиного хлебосольного внимания, разумеется, становились учителя, у которых учился ее сын Сережа. Она понимала, что его приняли, причем прямо, без всяких условностей, в четвертый класс, исключительно из‑за нее. Без мамы в школе, школьной и активной мамы, Сережу бы взяли только в бледно‑голубую, через стадион.

Крупный и спокойный мальчик, врожденным тонким чутьем, похоже, понимающий причины и следствия, старался изо всех сил. Впрочем, и при стараниях, и при выпрошенных мамой дополнительных занятиях количество ошибок не уменьшалось. Об английском разговор при этом даже не шел. Проблемы были со многими предметами, в первую очередь, разумеется, с русским языком. Не было такой оценки в пятибальной шкале, под которую бы подпадали 30–40 ошибок в диктантах и сочинениях. Сережа никогда не спорил, только смущенно соглашался. Он понимал, что виноват, и видел свои «достижения» исключительно в красном цвете учительской ручки.

 

Правда, что обид, что учебно‑тетрадного трудолюбия в его умиротворенном характере было на редкость мало. Его таланты лежали в сфере созидательной, общительной и примирительной. Если надо было починить дверной замок или наладить показ слайдов, лучше Сережи мало кто справлялся. Огромная симпатия всех без исключения к мальчику компенсировала навязчивую заботу Ираиды с кастрюлями и завернутыми в полотенце пирогами. Вполне возможно, что внимание и терпение коллег к сыну Ираида записывала на свой счет и с новой силой, несмотря на странное, на ее взгляд, сопротивление, приглашала в гости, приносила горячие хачапури, а иной раз и дефицитные подарки на праздники. Отказаться было очень сложно.

Жизнь шла по своему школьному расписанию с запланированными перерывами на каникулы.

 

Нина