На крыльце под барельефом
Завуч и два учителя начальной школы, члены приемной комиссии, высунув головы из‑за двери канцелярии и прислушиваясь к каждому слову, посторонились. Директор вошел с неторопливым достоинством в кабинет и закрыл дверь. После этого он подпрыгнул, сотворил ногами этакий тру‑ля‑ля и церемонно раскланялся, приподнимая невидимую, но обязательную, по его убеждению, в подобных случаях шляпу.
– Вы гений! – прошептали в совершеннейшем восторге женщины. – Какая дипломатия! Какой пассаж!
Учимся коммунизму
«Учимся коммунизму! Строим коммунизм! Пусть каждый день в новом учебном году будет отмечен большими достижениями на ниве образования, ведь наши успехи – это успехи всей страны, страны, которая победила неграмотность, а количество издаваемых книг и людей, получающих среднее образование, – самое большое в мире! Об этом надо помнить особенно сегодня – в год, когда мы готовимся отметить 60‑летие Великой Октябрьской социалистической революции! А это требует нашей полной самоотдачи, чтобы мы могли с гордостью сказать: именно учителя подают подрастающему поколению самый положительный и яркий пример патриотизма, верности заветам Ленина и коммунистической партии!» – закончила свое выступление преподаватель истории и парторг Людмила Петровна Шубейко с нарастающей трибунностью в голосе.
Ей неактивно похлопали, провожая на место. Она сурово всех оглядела и молча прошествовала к своему месту за первой партой. Там парторг с трудом, с заминкой, но все же втиснула свое дородное тело, облаченное в серый торжественный костюм, на место, предназначенное для пяти‑шестиклассника. Она благосклонно приняла поддержку от соседей по первым партам и нескольких сзади, которые ей улыбались и похлопывали по плечу.
Педсовет в начале учебного года проходил как обычно: сначала зачитывались доклады, которые по идейному содержанию мало чем отличались от материалов партийных съездов. Потом шли отчеты о результатах выпускных экзаменов, о поступивших в различные высшие учебные заведения бывших старшеклассниках, а в заключение обсуждались насущные дела.
Впереди за ученическими партами сидели учителя, которые готовили доклады и считали своим долгом внимательно слушать, поддерживать рабочую и созидательную атмосферу. Задние парты, как дети в классах, занимали не сильно сознательные элементы, не очень активные при обсуждении партийных директив и в общественной жизни школы особого участия не принимающие. Им не терпелось уже уединиться, чтобы вдоволь поболтать, покурить и выпить чай‑кофе у кого‑нибудь в кабинете. По мнению парторга, вести себя так могли лишь легкомысленные пустышки, готовые продать все, даже Родину, за модный зонтик или заграничную футболку. Другие, если и не были пустышками в погоне за театрами и шмотками, то – что уже страшнее – балансировали на грани диссидентства.
Людмила Петровна, отдав школе уже не один десяток лет, точно знала, пусть даже и без фактов, чувствовала сердцем, затянутым в корсет белой блузки под серым пиджаком со значком ленинского профиля, что они, эти свистушки с задних парт, как тот самый волк, все равно смотрят в лес неверия, а может, даже и антисоветчины. Пока, впрочем, все правила соблюдались и в самом страшном никто замечен не был. «Хотя… тонка эта грань, ох как тонка, – думала парторг, – когда ты постоянно читаешь с учениками тексты про этот Лондон, про королеву ихнюю, всякие парламенты, которым – ей ли не знать – уже столько веков стукнуло… Нет доверия им… Проверять надо бы почаще, чему они там детей учат. Ведь даже само произнесение иностранных слов в большом количестве звучит вызывающе…»
Средние парты и хлопали несильно, и шушукались нечасто. Что там у них на уме, у середнячков, Людмила Петровна не знала. В этот раз ее, правда, обрадовало несколько новых лиц. «Хорошо, – оглядывала она коллег, – хоть кого‑то взяли, чтобы свежая кровь… Помню, говорили, что будут новые англичане, физкультурник, молодая словесница…»
Ирина Евгеньевна, для которой августовский педсовет был первым в белой школе, как раз сидела на собрании где‑то посередине. Она пришла в школу в прошлом году, за несколько месяцев до летних каникул, вовремя поймав форс‑мажорные обстоятельства. Свои люди ей сообщили про внезапно образовавшуюся здесь вакансию. Школа срочно искала преподавателя русского языка и литературы. Ирина Евгеньевна искала хорошую школу. Интересы совпали.
Новый учебный год для нее начинался полным надежд и планов. Каждое утро она шла от метро по бульвару к стадиону, обгоняемая стайками детей, с чувством гордости и удовольствия. Когда Ирина Евгеньевна поднималась по правому косогору уже к самой школе, чувства причастности и радости усиливались, наливались, как яблоки соком. Правда, в это волшебное, магическое варево сами собой добавлялись, как специи или, скорее, как маленький червячок, пробирающийся к сочной сердцевине фрукта, небольшая толика волнения. Это были мысли, собственно, об уроках и учениках.
Она шла в буквальном и эпическом смысле по дороге своей мечты. Ирина Евгеньевна считала себя человеком незлопамятным, хорошим и общительным, поэтому желание стать в новом коллективе своей не казалось ей сложновыполнимым. Именно это занимало ее сейчас больше всего. Сама же работа учителя выглядела делом обыденным, заключенным по определению в жесткие рамки программы и требований, которые обязаны соблюдать как ученики, так и преподаватели. Она привыкла к этому, сама так училась, а что тут такого?
Когда Ирина Евгеньевна овладевала педагогическим мастерством, распределение в школу ее ничуть не пугало. У нее не было больших потрясений в собственной школьной жизни, размеренный и четкий ритм которой различался только номерами классов. Она так сильно всегда боялась что‑то сделать неправильно, настолько не хотела прилюдного, не нужного ей внимания, что ее красиво написанные домашние работы оставались лежать незамеченными на краю парты. К доске ее вызывали редко. Ничто в аккуратно и тихо сидящей где‑то посередине девочке не задерживало скользящего по классу взгляда учителя, да и в памяти преподавателей ее имя не отпечаталось. У Иры были подруги, но если Ира запаздывала или вообще не приходила на чей‑то день рождения, никто особо ее не ждал и переживать не собирался.
В то время, когда в школе ее серединная невидимость мало кого привлекала, в институте она даже нашла единомышленников. Так уж получилось, что большая часть девушек, окончив школу с хорошим аттестатом, но не имея особых идей, куда и как приложить свои силы, кроме замужества, пошла в Педагогический, мечтая о спокойной жизни с небольшой, но стабильной зарплатой.
