На крыльце под барельефом

Дома она могла вдруг вспомнить историю девочки, переживающей из‑за развода родителей, и за чаем поделиться с мужем. В ее рассказе, не без умысла, как красной ручкой, подчеркивалось самое важное: безответственность взрослых и страдание невинных деток. Пусть муж задумается. Правда, чаще всего она умело и практично оставляла школьные дела где‑то там, за дверью квартиры.

 

Теперь, вступая в новый учебный год, Ирина Евгеньевна планировала расширить орбиту своего орлиного парения, свой круг общения. Она поглядывала, не подавая вида, на еще не охваченную территорию, где царили независимые и звонкие англичанки. Это сулило приятное времяпрепровождение, новые открытия в столичной галактике и, совершенно очевидно, – иную ступень в ее жизни.

Дни шли, звонки звенели, сухая листва сжигалась, наполняя весь мир особым осенним запахом гари и суетности. Потом приходили дожди, смывали листву и дым, оставляя серые подтеки на гордых и равнодушных барельефных профилях над школьным крыльцом.

 

В родном городе Ирины осень наступала позже, была суше, приятнее и тянулась дольше, логически понижая градус температуры и позволяя вдоволь поносить плащи и пальто. Москва оказалась непредсказуема: в сентябре мог случиться ноябрьский холод, а в октябре – настоящее лето. Впрочем, Ирину Евгеньевну, занятую работой, старательным общением с коллегами, обустройством квартиры (а это было непросто на новом месте при уже охватывающем все сферы жизни тотальном дефиците), погода занимала мало и скорее удивляла, чем раздражала.

 

Она помнила, что главной заботой в это время было не промочить ноги еще до прихода в школу и не потерять свой новый японский складной зонтик, который потом вместе с другими зонтами разных расцветок раскрывался и сушился в учительской раздевалке. Все зонтики сушились спокойно, дожидаясь своих хозяек, пока кто‑то, начитавшись привезенных «оттуда» журналов, не сказал, что в Англии, оказывается, держать открытый зонт в помещении – плохая примета.

Слово «Англия» было священным, почти законом, поэтому с тех пор зонты сушились в коридоре. «Старая гвардия» не поддавалась на английскую провокацию, принципиально продолжая раскрывать с треском мокрые зонты в раздевалке. Ирине пришлось принимать первое на новом месте серьезное решение. Через какое‑то время судьба оставленного без присмотра зонтика уже не на шутку волновала Ирину Евгеньевну, мешала сосредоточиться во время уроков. И она стала носить в школу старый зонт, привезенный еще оттуда, из прошлого.

 

К тому моменту, как выпал первый снег, новая учительница перестала быть новой. Все отметили ее доброжелательность и общительность, аккуратность, перестали обращать внимание на неуверенность, тщательно скрываемую за дробным барабанным боем устойчивых каблуков. Жизнь владелицы этих каблуков тоже за это время стала проще, понятнее, как будто смазали и завели хозяйской рукой добротный механизм. И вот закрутились, завертелись винтики, шестеренки, и стрелки бодро пошли по школьному кругу каждая своим правильным путем.

 

Ирина Евгеньевна была довольна, умело складывая все слагаемые своей удачи. Понемногу приручила и приучила к себе не всегда понятных «англичанок», пользуясь негласной симпатией Лидии Николаевны как пропуском в интересный и новый мир. Негромко, с опаской, но она уже могла запросто зайти в кабинет Лилианы Георгиевны, к примеру, после уроков или позвонить Нине Абрамовне, чтобы просто поболтать и обсудить разные школьные события.

Отношения же с Лидией Николаевной оформились давно в нежно‑задушевные с той ноткой ученичества, которое на тот момент совсем не обижало, а наоборот – позволяло молодой учительнице чувствовать причастность к чему‑то особому, почти заговорщицкому. Так что, когда в один полуснежный день, вечереющий уже синим, коллеги, спускаясь с высокого крыльца веселой и шумной компанией, пригласили ее пойти с ними в ресторан, Ирина Евгеневна испытала чувство триумфа и немного от того радостного волнения, почти как перед первым свиданием.

 

Ресторан

 

В ресторане, открытом недавно и так стильно, приглушенно‑камерно отделанном деревянными панелями, учителей из белой школы знали и любили. Достаточно было позвонить – и часов в 5, в будний день, когда не так много найдется желающих праздно провести время после работы, столик непременно ждал женскую, и не всегда женскую, компанию со всем радушием, на которое только был способен советский сервис. Официанты старались, а гардеробщица всегда держала в запасе для учительских скромных пальто вешалки‑плечики. У нее тоже рос внук, а причастность к обслуживанию небольшого, но приятного общества учителей из знаменитой в районе школы грело ей душу обещанием правильного будущего для мальчика.

 

Нина Абрамовна, Нина, готовить не умела, не любила и в ресторанах чувствовала себя не просто хорошо, а естественно, в буквальном смысле в своей тарелке. В этот вечер «девочки» собрались не в полном составе: кого‑то ждали дома, кому‑то нужно было успеть забрать ребенка из детского сада – зато с ними впервые решилась на нестандартное мероприятие новая коллега, Ирина Евгеньевна. «Прямо явочным порядком!» – подталкивали ее, используя понравившееся в последнее время диссидентское выражение, веселые «англичанки».

Ирина Евгеньевна была в ресторане не первый раз в жизни, но так чтобы «явочным порядком», без мужа, после работы и с коллегами – это в ее жизни стало прорывом. Минувшим летом они отдыхали в Крыму – так там как раз захаживали в ресторан, не часто, пару раз, не то чтобы поесть – у них была курсовка в столовой, а чтобы, заказав пирожное с кремом и по бокалу местного вина, потанцевать под вокально‑инструментальный ансамбль. Здесь, в Москве, в ресторан они еще ни разу не ходили, не до того было, да и все кругом говорили, что попасть туда чрезвычайно сложно.

 

В целом еда, даже прекрасно приготовленный бефстроганов – визитная карточка нового ресторана, – не была главной целью посетительниц. Ресторан служил местом, где не было лишних ушей при обсуждении школьных дел, сплетен и к тому же располагался вдали от семейных обязательств, посередине между работой и домом. Ирине Евгеньевне хотелось общения, ей нравились задорные, непривычные «англичанки» и их тесный круг‑кружок. Она помнила, что не сразу удалось с ними сойтись. От этого ценность и сладость вечера наполняли медом ее душу.