Наследник

– Можешь быстро разобрать, будто я у тебя, ну скажем, внезапно отключился и заснул…

Только он успел улечься, в дверь позвонили снова.

Алевтина заявилась не одна. Её сопровождал ближайший Женькин друг, живший этажом ниже. При виде полураздетого Коли, она смутилась, и раздосадовано глянула на маячившего в проёме комнаты непутёвого муженька. Тот извинительно пробурчал что‑то нечленораздельное и поплёлся одеваться. Ситуация напоминала нелепый комикс, поэтому всей компанией посмеялись и мирно уселись на кухне. Собственно за чаем и последовало приглашение заглянуть как‑нибудь в гости…

Об этом случае Николай не рассказывал никому, и у самого Женьки никогда не спрашивал. Перипетии жизни Плескова он позже узнал от соседки. Та Алевтину недолюбливала, считая чванливой и недалёкой выскочкой. По её мнению, такой незаурядный и интересный мужчина, как Плесков, заслуживал гораздо лучшей участи. Но и Тома, (эта падшая женщина – иначе её и не величала), была ему не пара.

Сосед к тому времени шагнул вверх по иерархической лестнице, перейдя на службу в райком партии, и отзывы о незаурядности Плескова остудил одной фразой:

– Ему всё слишком легко давалось, вот и возомнил из себя.…Родители загодя расписали: престижный вуз, аспирантура, защита с обязательным пожиманием рук известным учёным, и как итог, длительная зарубежная командировка. Матушка уже подходящих невест‑москвичек присматривала. Помню, он пару раз приводил на институтские вечера эдаких крокодилов в импортных тряпках и гонором выше крыши. И всё кочевряжился, выбирал. Последняя пассия не выдержала и на юге наставила ему рога с одним нашим парнем, попроще и понастойчивее. Сейчас в Австрии, оба в ЦЕРНе работают. Тут Алевтина своё счастье и ухватила. Мать с отцом смирились со временем: ребят, как в ссылку, в Арзамас отправляли, а ему с недописанным дипломом – квартирку. Думаешь, его любимый шеф зря с ним нянчился? Предложили: сам после всех этих дел докторскую защитит и поедет на руководящую должность в Европу, и потом Женьку вызовет. А вместо этого пришлось ситуацию спасать во второй раз. Диссертация‑то слабенькая была. Я как сейчас помню: оппонировать упросили одного известного хмыря, он тогда диссидентствовал и впал у властей в немилость – мыкался по Москве без работы. Этот Евгений Фёдорович заявился на защиту в старом рыжем свитере, зачитал положительный отзыв, а на банкете, демонстративно хлопнув на глазах у всех стакан водки, вдруг ляпнул:

– А ты, тёзка, не Ньютон, впрочем, мы здесь все тоже не Ньютоны…

– Сейчас Плесков наукой заниматься хочет, а ему не дают, – слегка смешавшись, заметил Николай. – Институт в рутине погряз.

– Пусть в Академию идёт на 140 р. в месяц. Там решают большие, нужные стране задачи, – сосед рассмеялся и хлопнул Николая по плечу. – У нас ещё со времён Петра повелось: кто‑то, надсадив плечи, выдернет завязшую в грязи телегу, и толкнёт вперёд, по пути прогресса. А остальные суетятся, семенят рядом, подталкивают, и вроде бы все при деле. И так до очередной колдобины.… Твой Женька верхушек нахватался, статейку однажды в академическом журнале тиснул, и решил, что уже серьёзный учёный: проблемы ему подавай. А его просто держат на виду для пафоса дешёвого. Ты пойми: в вузе главное – учебный процесс. А рутинная наука весь преподавательский состав подкармливает, и заметь, хорошо. Поэтому кому‑то её заниматься надо! – сосед с сожалением посмотрел на Колю. – Вижу, совсем расстроил тебя. Людей науки ты этакими бескорыстными борцами за идею представлял, а они, как все прочие: есть, и пить хотят. Твой Плесков – просто смазливый баламут, найдёт очередную игрушку, наиграется и бросает. Я ему не завидую, но с Томой он поступил и продолжает себя вести по‑свински…

Захарыч раскрыл паспорт, чтобы ещё раз уточнить адрес. Тут, словно из‑под ног, сорвалась воронья стая, разрезав пространство пронзительным карканьем и упругими взмахами крыл. Невольно отшатнувшись, Захарыч выронил документ, а когда, нагнувшись, отыскал его в ворохе сухих листьев, юношеская фотокарточка как сквозь землю провалилась, видимо держалась на соплях. А может, неприкаянная Женькина душа, улучшив момент, вырвалась на волю и пошла бродить по свету…

Как бы то ни было, для беседы с Алевтиной поводов было достаточно.

 

VII

 

Под порывами холодного мартовского ветра пришлось прибавить ходу. Пройдя вприпрыжку чуть ли не целую троллейбусную остановку, он свернул в проход между домами, и, поднявшись на лифте, позвонил в металлическую дверь. После паузы дверь распахнулась, на пороге стояла Аля. Та же стройная поджарая фигура, пожалуй только мелкое кружево морщинок у глаз выдавало её истинный возраст. Ни о чём не спрашивая, она окинула Николая долгим внимательным взглядом.

– Здравствуйте, – смущённо начал тот, – скорее всего вы меня не помните. Я по поводу Жени…

– Раздевайтесь и проходите в гостиную, – отрешённо произнесла Алевтина. – Тапочки под вешалкой.

Не ожидавший такого поворота событий, Захарыч послушно снял шинель и молча проследовал за ней.

– Теперь мы здесь вдвоём с сыном живём, – как бы извиняясь за стоящую тишину, произнесла она из глубины квартиры. – Сейчас он в отъезде.

Николай прошёл в комнаты и осторожно огляделся. Пресловутой спальни с супружеским ложем больше не существовало. Двенадцатиметровую коробочку советской эпохи ликвидировали, расширив пространство кухни, и вырезав в оставшейся стене дверной проём в гостиную. Необходимый минимум удачно подобранной деревянной мебели в сочетании с новой техникой придавал комнатам вид современного комфортного жилья. «На зарплату российского учёного вряд ли устроишь такое», – по ментовской привычке механически отметил про себя подполковник.

– Вы старый друг Жени, извините, запамятовала имя – отчество…

– Просто Николай, – подсказал Захарыч появившейся в проёме кухни Алевтине.

– Да, да, присаживайтесь Коля к столу, курите, не стесняйтесь, вон пепельница. Я сейчас чаю подам.

– Пожалуйста, не хлопочите, я буквально на минуту, – подхватился Захарыч, но она уже скрылась на кухне, и через минуту появилась с подносом в руках:

– Вы, ведь со службы? Составьте мне компанию, а то одной так тоскливо, – и налив в чашки чаю, закурила дамскую тонкую сигарету.

«Наверняка у дочки своя семья, живут отдельно, и зять тёщу не жалует», – решил про себя Николай, не зная, с чего начать разговор.

– Вообще‑то я не курю, так, балуюсь иногда, – Алевтина затушила сигарету. – Скажите, Николай, ваш приход связан с Женей? – подполковник утвердительно кивнул. – Почему‑то так сразу и подумала. Вчера вечером участковый заходил под каким‑то надуманным предлогом. Что же всё‑таки произошло?

– Несколько дней назад при сносе старого дома в Замоскворечье случайно нашли кейс, в котором оказался паспорт Жени, – пояснил подполковник. – Ну и решил лично разобраться, по старой дружбе так сказать, – Алевтина бросила недоумённый взгляд. – Я теперь служу замом в замоскворецком управлении.

– А как вы там оказались? – Захарыч недоумённо поднял брови. – В конце 80‑х вы так внезапно исчезли, – поняв, что допустила бестактность, смущённо поправилась она. – Мы решили, больше знаться не хотите…