Настоящая попаданка

Я уже хотела ехидно возразить тётке, что я, девятнадцатилетняя девушка, не рожала, и молоком из своей груди я точно никого накормить не смогу, как взгляд мой опустился на эту самую грудь и… я заорала! Да, нервы мои не выдержали! Кто это устроил – может праздновать победу, мне не удалось сохранить лицо. И я не знаю, кому бы это удалось на моём месте, если бы вместо своей аккуратной груди второго размера он увидел бы бидоны шестого, а то и больше! И ладно бы бидоны, боже, но всё остальное!.. Это вот мои пальцы‑сардельки? Это на моих руках трясется целлюлитный жир? А этот живот, возвышающийся выше необъятной груди – тоже мой?!

Нет, мамочка, нет, это сон, страшный сон! Мама, я хочу к маме! А‑а‑а‑а‑а‑а!!!

Как только я завопила, тётка испуганно схватила ребенка и отбежала в сторону, прижимая его к себе, но мне было плевать! Я была в истерике! Что со мной? Кто я? За что‑о‑о‑о!..

Не помню, что я делала: кажется, орала, плакала, просила прощения у родителей, умоляла вернуть меня домой, пыталась оторвать себе груди и куски жира с боков, рвала на себе жидкие волосенки противного песочно‑палевого оттенка, хотя у меня всегда была роскошная русая коса…

Очнулась я, сидя на полу посреди комнаты и уставившись в одну точку. Огляделась, но больше никого в комнате не обнаружила. Противная баба с не менее противным младенцем исчезли. Это хорошо. Бидоны, пузо и бока – остались. Это плохо. Что же делать? Как разобраться во всём, как понять, что произошло? Я – ребёнок двадцать первого века, во всякую мистику, типа переселения душ, я не верю. Вариант того, что меня за что‑то решили проучить родители, создав всю эту ситуацию, казался бы правдоподобным, если бы не это кошмарное тело. Пластика? Но родители должны понимать, что такого я ни за что не прощу. Да и не поступили бы они так со своей любимой золотой доченькой. Выходит, заказчики этого безобразия – не они. А кто? Врагов у меня вроде бы нет. Не принимать же всерьёз в качестве врагов отвергнутого Вадима и нескольких девчонок из лицея, с которыми у нас были контры?

Возможно, это папины враги – всё‑таки он известная личность, чиновник, бизнесмен. Но зачем такие сложности? Можно было бы просто похитить и потребовать выкуп. В общем, странно это всё, непонятно. Пока что. Но я обязательно разберусь, верну себе своё тело и свою жизнь! Не будь я Владислава Соколова!

Внезапно за дверью раздались тяжелые шаги, заставив меня напрячься: вряд ли это вернулась тетка с ребенком. И точно: дверь распахнулась, явив моему взору огромного, по грудь заросшего бородой мужика среднего возраста. Выглядел он чисто лесорубом: косая сажень в плечах, могучие мускулы – словно не в спортзале качал, а махая топором заработал, темные с проседью волосы и борода, кустистые нахмуренные брови, сверкающие карие глаза под ними, хищный, немного загнутый книзу нос… Но ногах какие‑то дешевые хлопковые треники с сапогами, а выше – распахнутая на груди рубашка с коротким рукавом.

Вид – зашибись. Я сразу прониклась и испугалась. Актёра подобрали – что надо. Даже помня о том, что это актёр, всё равно душа в пятки ушла: такой прибьёт и не заметит. И кто знает, какой у них приказ: может, и прибить могут, так что лучше этого дядю не злить. Впрочем, кажется, поздно – он уже злой.

Не говоря ни слова, этот лесоруб схватил меня за руку и поволок куда‑то за собой. Я едва за ним поспевала, путаясь в подоле гигантской ночнушки, в которую было обряжено моё… это тело. Мужик вытащил меня на улицу, оставив во дворе дома, и я стояла, растерянно осматриваясь. Ну что сказать: зелено, свежо. Солнце в глаза бьёт. А метрах в четырёх от меня полукругом собрались зрители: та самая баба с ребенком, штук пять каких‑то беспризорников разного пола и возраста, парень с девушкой – почти мои ровесники, парню где‑то двадцать‑двадцать два года, а девушка помладше – лет шестнадцать‑семнадцать. За забором маячили головы тех, кого не пустили в партер – соседи, видимо. Те тоже поглядывали на меня с жадным любопытством. Дальше рассмотреть я ничего не успела, так как вернулся лесоруб с ведром. Что…

– А‑а‑а! – Взвизгнула я, когда на меня обрушился поток воды. Ночнушка намокла, облепив грубой тканью моё… это тело, сразу обозначив все его недостатки. Какой позор!..

– Ну что, пришла в себя? – Спокойно спросил этот… лесоруб. Я, позабыв о своём намерении не нарываться, злобно сверлила его взглядом. Если ты не заметил, умник, я пришла в себя еще в доме, и прекрасно обошлась бы без прохладного душа! Вслух я этого говорить не стала, всё‑таки на это мне здравомыслия хватило. Кто знает этого мужлана, что он еще выкинуть может?

Моё молчание было расценено как согласие.

– Что ж, тогда чтобы через час обед был готов. Даринка поможет, – мужик бросил взгляд на девушку, та кивнула. Он снова перевёл взгляд на меня.

– Ступай. Гринька, идём, – это он уже парню. Развернулся и размашистой походкой двинулся в сторону ворот. Зрители за забором тут же отпрянули и сделали вид, что просто гуляют.

Парень, однако, с лесорубом не пошёл, а бросив ему в спину неодобрительный взгляд, подошёл ко мне, приобнял за плечи, и сказал:

– Я провожу, матушка.

Ну, офигеть! Я что, теперь, гожусь в матери парню, который старше меня?! Сколько же мне лет на вид? Потому как в душе‑то я знаю, что мне девятнадцать, но раз над этим телом знатно поиздевались, то, наверное, я сейчас выгляжу не только… хм, шире, но и старше? Неужели и такое современная пластическая хирургия может сделать? Не только искусственно омолодить, но и искусственно состарить? Наверное, может, только вряд ли кто до меня пользовался такой услугой. И я бы фиг воспользовалась по своей воле.

Парень, между тем, заботливо поддерживая меня, проводил в дом, усадил на лавку и обратился к девушке, зашедшей вслед за нами:

– Даринка, помочь чем?

Даринка пожала плечами, потом взглянула на меня, сидящую на лавке, вздохнула и попросила:

– Курице башку отруби.

Э‑э‑э, я надеюсь, это она не про меня. Курицей меня и раньше обзывали, но вот голову при этом отрезать не собирались. Вроде как. То есть, может и хотели, конечно, но уголовный кодекс останавливал. А тут пока вроде и не за что ещё.

Парень кивнул и вышел. «За топором, что ли?» – Мелькнула испуганная мысль.

– Матушка, тебе бы переодеться, – обратила на меня своё внимание Даринка.

Ну вот, еще одна великовозрастная «доченька». Я, надеюсь, хотя бы лесоруб не является моим сыночком в этой безумной театральной постановке? Потому что тогда мне на вид должно быть не меньше шестидесяти, так как мужик сам выглядит лет на сорок. Я и хотела увидеть своё новое лицо, и боялась.С помощью Даринки я переоделась в сухое – такую же грубую бесформенную бесцветную тряпку, как моя ночнушка, только материал чуть плотнее. Затем Даринка мне повязала передник – кажется, он тут считается обязательным атрибутом для женщины. У самой Даринки он тоже был, хотя платье у неё было чуть посимпатичнее, но такое же бесцветное. На голову мне повязали платок, и теперь я, наверное, выглядела, как сестра‑близнец той бабы, которая меня разбудила. Нет, я всё же должна увидеть своё отражение.

– Даринка, а где у нас зеркало? – Спросила я. Даринка почему‑то испугалась и воскликнула:

– Я не брала!

Вот дура, я разве её в чем‑то обвиняю?

– А кто брал? – Надо же выяснить, где зеркало.