Натали Лан

Я постараюсь найти в себе силы и сказать обо всем этом ему лично. Может, в десятом классе. Не знаю, Ната. В последнее время мне как‑то нехорошо. Со мной что‑то не так. Я чувствую, как от меня ускользает контроль. Словно совсем скоро тело перестанет мне принадлежать. Я боюсь. Пожалуйста, скажи, что спустя пять или десять лет мы перестали бояться, и что перестали себя ненавидеть. Что перестали плакать при виде еды и своего тела. Я не вынесу, если все так и останется.

Чтобы не случилось, обязательно поблагодари от меня Артема. Можешь даже показать ему это послание, я не обижусь. Он заслуживает знать обо всем. Не знаю никого другого, кому мы могли бы доверить все наши тайны.

Может, ты встретишь кого‑то еще. Кого‑то достойного. Но для меня, пятнадцатилетней Натали, существует только он.

 

 

5 глава

 

Перед сдачей работы преподавателю я еще раз пробегаюсь глазами по написанному накануне тексту.

 

Смирение – не есть подчинение чужой воли. Смирение – есть безоговорочное принятие всех сторон жизни. Без смирения невозможно полюбить себя и других. Только истинно смиренный человек способен со спокойным сердцем встречаться лицом к лицу с неразрешимыми обстоятельствами. Только смирившись, мы можем познать истинную радость жизни. Стоит только принять начало и его неизбежный конец, как все становится понятным.

 

Еще вчера первый абзац казался мне едва ли не гениальным, но сейчас мне хочется смять листок и выбросить его в мусорное ведро. Какое к черту смирение? Пока одногруппники по очереди подходят к преподавателю, я достаю чистый листок и наскоро переписываю работу.

 

Смирение помогает прийти к принятию жизни такой, какая она есть. Но разве не оно же способствует разрушению этой самой жизни? Разве не смирение учит нас прикусывать язык, когда хочется ответить обидчику? Разве не из‑за него мы проглатываем оскорбления и прощаем измены? Не за все стоит бороться, но в большинстве случаев стоит напрочь забыть о существовании слова «смирение».

Я бы никогда не посоветовала кому‑то смириться.

Хочу, чтобы люди боролись, ведь, смирившись однажды, уже невозможно остановиться.

 

Перечитав, я решаю сдать именно этот текст. Если бы не смирение, моя жизнь могла сложиться совершенно иначе. Возможно, мне бы удалось избежать всего, что произошло в прошлом. Мгновенье, и в моем сознании мелькают картинки, в которых вместо смирения я решаю бороться.

 

– Видимо, джинсы тебе не по размеру. Видишь? У тебя тут две складки, над ними все и смеялись.

– Мне искренне вас жаль.

– Почему?

– Если я вдруг похудею, вам будет даже не из‑за чего посмеяться.

 

Я улыбаюсь и почти заставляю себя поверить, что тот разговор закончился именно так.

 

– Я недавно на одном сайте читала статью про одну крутую диету, хочешь пришлю тебе потом ссылку?

– Я тоже видела одну классную статью. Называется «научись тактичности за пять минут», прислать тебе?

 

Родители не учили меня смирению, они поощряли мое бунтарство, потому что их юность была именно такой: свободной, дерзкой и немного безумной. Им не хотелось ограничивать меня в чем‑либо, они позволяли самовыражаться так, как того просила моя подростковая душа. Но они не научили меня правильной реакции на оскорбления и насмешки. И я не знала, как с этим справляться.

Впервые услышав, как другие обсуждают мое тело, я понятия не имела, во что это выльется. Диеты – возможно, но лечение у психиатра…? Разве моя семья могла представить, что такое может случиться со мной: с ребенком, которому годами вторили, что он самый лучший? У нас дома было не принято обсуждать чью‑то внешность, вес или рост. Отец часто хвалил чью‑то лужайку, а мама восхищалась чувством стиля нашей соседки. За столом родители говорили о фильмах и политике, вспоминали молодость и сокрушались о том, как быстро и незаметно она прошла. Может, если бы они перемывали чужое грязное белье, осуждали и плевались в сторону всех наших знакомых, я бы не выросла такой ранимой и восприимчивой к критике?

Вернувшись после занятий домой, я слышу в комнате соседей подозрительное многоголосие. Если у них снова встреча с друзьями Ника, то есть вероятность, что Даниэль тоже здесь. Накануне он написал мне «привет», но я слишком погрузилась в подготовку к занятиям в институте и напрочь забыла ему ответить. Кажется, скоро придется писать себе напоминания на самоклеющихся бумажках и развешивать их по всему дому.

– Нати! – раздается знакомый восторженный голос. Обернувшись, я вижу вышедшую из комнаты соседей Лунару. – Ты пришла!

Она бросается ко мне, и я позволяю ей повиснуть на моей шее и стиснуть в крепких объятиях. Когда мы только познакомились в парке на окраине города, я не подозревала, что она станет первым человеком, которому я начну доверять после череды отвратительных предательств.

– Ты здесь, – констатирую я очевидное, улыбаясь и искренне радуясь ее неожиданному появлению.

– Флориан тоже тут, – она кивает в сторону комнаты соседей, – у нас вечер кино. Присоединишься?

– Я не могу… я должна, – у меня почти вырывается очередная нелепая отмазка, которая позволила бы провести весь вечер в одиночестве, но мне искренне хочется провести время с друзьями, – да, я присоединюсь, только сейчас переоденусь.

– Супер! – она еще раз мимолетом обнимает меня и бежит в комнату со словами, – Нати сейчас подойдет.

Переодевшись, я захожу на кухню и беру себе хлебцы, чтобы пожевать их во время просмотра фильма. Телефон, лежащий в кармане домашних брюк, издает короткую вибрацию, оповещая о новом сообщении. Только не это, думаю я, когда вижу на экране, что оно от Артема.

Перед тем, как пойти к ребятам, я возвращаюсь к себе в комнату, сажусь на кровать и решаю ответить обоим парням.

 

Артем: Мы можем встретиться и поговорить?

Натали: Я уже сказала тебе, что мы не будем это обсуждать. Даже не проси. Встретимся на встрече книжного клуба. На этом все.