Натали Лан

Даниэль: Привет!

Натали: И тебе привет! Прости, что не ответила сразу, меня вчера в буквальном смысле придавило тетрадями и учебниками. Поговорим завтра?

 

Только я собираюсь отложить телефон, как приходит ответ от Дани.

 

Даниэль: Да ты издеваешься!

Натали: В смысле?

Даниэль: Я обожаю извлекать людей из‑под книжно‑тетрадных завалов. Обидно, что ты меня не позвала.

Натали: Ахахах. Ну, прости. Как‑нибудь в следующий раз.

Даниэль: Ловлю на слове.

Натали: Хорошо. Мне пора.

Даниэль: Да, конечно. Поговорим завтра, как ты и написала.

 

А затем, как назло, мне отвечает Артем.

 

Артем: Значит, ты окончательно решила вычеркнуть те полгода из своей жизни? Иначе, как еще объяснить тот факт, что ты не желаешь даже поговорить со мной? Знаю, что наше общение превратилось в жалкие отголоски того, что нас когда‑то связывало. Но, Ната, как ты могла молчать о таком? Думаешь, я просто сделаю вид, что ничего не слышал? Как, по‑твоему, я себя чувствую? Ты заболела после того, как мы по неизвестным мне причинам перестали общаться. Все это случилось из‑за меня? Что я сделал? Просто скажи. Я имею право знать. Господи! Это я чуть не угробил тебя, да?

 

– Ната, ну ты где? – пришедшая в комнату Ясмина застает меня в слезах. – Что случилось?

Она закрывает за собой дверь и тихими шагами приближается к кровати. Я беспомощно выпускаю из рук телефон. Соседка кладет его на прикроватную тумбу.

– Я бы хотела тебя обнять, – шепчет она.

– Не надо, – я отрицательно мотаю головой, потому что чувствую себя слишком уязвимой, оголенной, как нерв.

– Ладно, – она садится рядом, но так, чтобы не касаться меня.

– Я буду в порядке, просто дай мне пять минут.

– Да, – соседка кивает, но будто бы не мне, а собственным мыслям, – я тоже так всегда говорила. Но ни пять, ни десять, ни тридцать минут никогда не помогали. Даже годы ничего не меняли.

– Мне жаль, – я вспоминаю о том, что пришлось пережить Ясми, и снова чувствую нашу незримую связь, – такое просто не должно происходить. Ни в одной семье.

– Но оно происходит, – соседка горько усмехается, – я каждый день думаю о детях, которых избивают родители, и никто не приходит им не помощь. А ты? Думаешь о тех, кто морит себя голодом и сидит на диетах?

– Конечно, думаю, – мне все еще непривычно говорить с ней об этом. Ясмина – не тот человек, которому я собиралась довериться, но оно выходит само собой. – Мне хочется внушить каждой девочке, что она идеальна, и что она не нуждается в доработке и исправлениях. Но это невозможно. Мы ничего не можем сделать, и это самое ужасное. Нам удалось пережить ад, а никого другого из того же самого ада мы вытащить не можем. Иногда я чувствую себя виноватой. Словно, убегая, я оставила всех остальных там и не вернулась за ними потом, когда окрепла. Мерзкое ощущение.

– Согласна. У меня все то же самое, – Ясми кивает и, заметив, что я больше не плачу, с облегчением вздыхает, – идем? Об остальном сможешь побеспокоиться чуть позже, а сейчас нас ждет кино.

– Хорошо, – быстро приведя себя в порядок с помощью бумажных салфеток, я направляюсь к друзьям, позволяя себе отвлечься от нахлынувших воспоминаний.

 

 

Шесть лет назад

 

Как же приятно ни на что не надеяться и ничего не ждать. Большинство одноклассников ушли после выпускного в девятом, и теперь мне предстоит учиться с малознакомыми ребятами из других классов. Некоторых из них я знаю в лицо, других же вижу будто впервые.

Быстро поздоровавшись и назвав свое имя, я нахожу свободную парту у стены и интересуюсь у новых одноклассников, не занята ли она. Они пожимают плечами, что мной расценивается, как зеленый свет. Разложив все вещи на столе, я решаю скоротать время до начала урока за игрой в телефоне.

– Морской бой? – интересуется подсевший ко мне Артем.

Я недоуменно наблюдаю за тем, как он достает из рюкзака учебник по истории и тетрадь.

– Надеюсь, ты не против? – он невинно улыбается и поправляет новые модные очки в тонкой оправе.

В нем изменилось буквально все. Из голоса исчезла привычная звонкость, а на ее смену пришла незнакомая мне хрипотца. Он держится уверенно, в какой‑то степени даже нагло. Впервые при виде него у меня в голове всплывает слово «мужчина». Я наблюдаю за его расслабленными движениями и ловлю себя на мысли, что его энергетика стала совершенно другой. В нем едва узнается мальчик, который предлагал мне помощь с домашним заданием и пытался угостить выпечкой из столовой. Теперь он похож на человека, который приходит и берет все, что захочет. Такие перемены будоражат не только меня. Я сразу замечаю, как девушки из класса с интересом рассматривают его и приветливо улыбаются.

– Просто из наших тут только Олег, а мы с ним никогда не ладили, – продолжает говорить сам с собой Артем, пока я пытаюсь выйти из ступора.

Он нравился мне весь девятый класс, но только сейчас я осознаю, насколько наивны были те чувства.

– Ладно, – выдавливаю я из себя, надеясь, что в ближайшие дни он подружится с кем‑то из наших новых одноклассников и пересядет к ним. А еще у меня нет ни малейших сомнений, что он не станет больше возиться со мной, когда способен вскружить голову буквально любой свободной девушке в классе. Словно в подтверждение моих мыслей к нам подходят две подруги, держащиеся за руки. Они уверенно наклоняются над нашей партой и поочередно протягивают Артему руку в знак знакомства.

– Какие милые, – ухмыляясь, замечает он, когда они возвращаются на свои места.

Я оставляю его комментарий без ответа. В течение дня к нему подходят еще несколько раз. Он каждый раз пытается привлечь меня к беседе, но я отворачиваюсь, всем своим видом показывая, что мне это не интересно. Когда к последним урокам все относительно успокаиваются, Артем, к сожалению, переключается на меня.

– Как прошло твое лето?

И зачем только он ко мне лезет? Стоит отвыкнуть от общения с ним, как он с новой силой врывается в жизнь.

– Ничего особенного, – говорю я, рисуя в блокноте пышные розы с шипами.