Натали Лан

– Если ты собираешься мне врать, то я лучше сразу пойду домой, – Артем с недоверием осматривает меня и парк, словно его окружают злейшие враги.

– Успокойся, пойдем присядем, – поправив небольшую сумку, наискось висящую на плече, я направляюсь к деревянным скамейкам.

Как только мы садимся, Артем поворачивается ко мне.

– Просто скажи, насколько все было плохо? Ты могла умереть?

– Это началось, когда мне было тринадцать, – я не смогу рассказать ему абсолютно все, но он прав, что заслуживает знать хотя бы часть правды, – с каждым годом все становилось только хуже. Ты тут ни при чем, понимаешь?

– Но ты сама мне сказала про десятый класс, – Артем сейчас похож на того, кто подвергает сомнению все, что слышит.

– Да, потому что тем летом мне официально поставили диагноз.

– Если я ни при чем, почему ты сразу обо всем не рассказала?

– Думаешь, мне легко об этом говорить? Считаешь, это приятно – вспоминать годы лечения и борьбы с ненавистью к себе?

– Нет, но ведь я… это я…а мы – это мы, – он отворачивается, словно не способен примириться с услышанным. – Хочешь сказать, твоя болезнь не связана с тем, что ты меня бросила?

– Что? – я хочу засмеяться, но вовремя одергиваю себя. – Я бы не смогла тебя бросить, даже если бы захотела, ведь мы с тобой никогда по‑настоящему не встречались, Артем.

– Для всех остальных мы может и не встречались, но между нами… Ты и сама знаешь, – он опускает голову и снова поправляет очки.

– Конечно. Я все помню.

– Жалеешь о том, что было?

– Не в моих правилах о чем‑то сожалеть.

– Точно, – он кивает, похоже, собственным мыслям, – к концу одиннадцатого класса ты стала другой. Дело в терапии?

– Да, я училась любви к себе. И она невозможна без прощения.

– И кого ты должна была простить?

– Всех, себя в том числе, – часть меня невероятно гордится собой за пройденный путь, но другая продолжает жить прошлым. – Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему мне не хотелось обсуждать это с тобой?

– Ты такая лгунья, – Артем, снова повернувшись ко мне лицом, усмехается.

– Почему это?

– А ты сама как думаешь? – он обеими ладонями хлопает по скамье. – Оглянись, Ната. Ты сидишь рядом со мной. Разве это похоже на то, что ты отпустила случившееся в школе?

– Ты бредишь, – мне хочется заставить его замолчать, но запущенный процесс уже не остановить.

– Как скажешь, – он поднимается и бросает на меня какой‑то новый взгляд, наполненный то ли презрением, то ли осуждением, то ли всем вместе. – Я был влюблен в тебя с первого класса, но именно ты нашла меня после выпуска из школы. Ты написала мне и попросилась в книжный клуб. Я никогда не настаивал, но ты все равно оставалась и остаешься рядом. Это ты держишь меня поблизости, а не я тебя. Все еще считаешь, что смогла отпустить произошедшее между нами?

Когда он уходит, я растерянно оглядываюсь по сторонам. Вспоминаю, как познакомилась в этом самом парке с Лунарой, и расстраиваюсь, что сейчас она не здесь. Мне жизненно необходим человек, который заверит меня в том, что все будет хорошо. Кто‑то должен сказать, что последние четыре года я не преследую свою первую любовь. Потому что, если сказанное Артемом – правда, я ни разу не в порядке.

 

 

Шесть лет назад

 

 

Мы с Ритой ходим по торговому центру в поисках платья, которое она наденет на свой день рождения в эти выходные. Удивительно, но наша притворная дружба быстро переросла в настоящую. Это произошло во многом благодаря Рите. Ее общительность, активность, дружелюбие и доброта не оставили мне ни единого шанса. Несмотря на мои попытки оставаться равнодушной, я начала замечать, как по утрам с нетерпением жду ее появления в классе и как ищу ее фигуру в толпе прохожих на улице.

Их отношения с Артемом продолжали стремительно развиваться. Иногда, застав их целующимися в женском туалете, я подолгу не могла прийти в себя. Та нелепая влюбленность, появившаяся в девятом классе, переросла во что‑то большее, и мне было странно видеть, что он счастлив с кем‑то другим. Это так абсурдно. Как человек, к которому ты питаешь такие сильные чувства, может любить кого‑то еще?

– На‑а‑а‑та! – Рита тянет меня к очередной витрине, где выставлена новая коллекция. – Мне срочно надо это примерить! Идем!

– Ты уже и так перемерила всю одежду в этом торговом центре, – жалобно протягиваю я, но подруга лишь запрокидывает голову и кружится, громко смеясь.

– Ты такая ворчунья, – она подбегает к стойке и, схватив первое попавшееся платье, прикладывает его ко мне, – а тебе идет!

Я уже очень давно потеряла любовь к походам в магазин. Примерка одежды превратилась в изощренную пытку, и мне нравилось покупать вещи на пару размеров больше, чтобы обходиться без примерки. Я физически не могла зайти в примерочную и снять с себя всю одежду, стоя перед зеркалом.

Но Рита все меняла.

Рядом с ней у меня появлялась утерянная уверенность в себе. Ее ободряющие улыбка и прикосновения придавали сил. Я начала надеяться, что со временем мне станет легче.

– У меня нет подходящего платья для твоего праздника, – наконец, признаюсь я.

– И ты говоришь об этом только СЕЙЧАС? – последнее слово она произносит так громко, что на нас оборачиваются все консультанты в магазине. – Тогда ты точно должна его примерить. На, держи.

Она протягивает мне ярко‑красное платье с глубоким вырезом.

– Не слишком ли оно… откровенное?

– А у меня такой дресс‑код на празднике, ты не знала? – она так быстро перемещается по торговому залу, что я едва поспеваю за ней.

– Откровенный дресс‑код? Впервые о таком слышу.

– Конечно, впервые. Я – самый что ни на есть новатор, мать его!