Наважденье нашей встречи
– Давно? – поинтересовался Вовчик.
– Вы по какому вопросу?
Вовчик испуганно положил трубку. Человек, чьими стараниями он оказался на Севере, больше не существовал, по крайней мере, для него. Не зная, радоваться этому факту или огорчаться, он поднялся на поверхность. Здесь на площади все было, как прежде: в окнах хмурого серо‑желтого здания тайного указа, несмотря на солнечный весенний день, привычно горели огоньки, железный Феликс с пьедестала равнодушно поглядывал куда‑то вдаль.
«Неужели он, наконец, свободен от данных когда‑то обязательств? – верилось в это с трудом. – Ладно, время покажет!»
Горестно вздохнув, Вовчик спустился к Театральной площади, скользнул взглядом по памятнику Островскому и внезапно вспомнил, что давно не бывал в театре.
«Сходим вместе Зинкой, сделаю ей подарок», – решил он и направился в кассу…
– В театре сроду не была, чего я там не видела? – огорошила та, когда Вовчик, вернувшись, протянул с улыбкой два билета.
– Ты что, совсем не любишь искусство? – удивился он… и осекся, натолкнувшись на насмешливый взгляд сожительницы.
– Кому оно нужно, твое искусство? – подивилась она. – Разврат и паскудство сплошные. Вот ты, писатель, о своей книжке рассказываешь, а сам втихаря на мои титьки пялишься и думаешь про себя, как бы ко мне под юбку поскорей залезть.
Крыть было нечем. Зинаида нутром чувствовала его слабости, и умело воспользовалась этим, переведя разговор на другую тему. Позже, предприняв еще пару попыток приобщить сожительницу к высокому, обескураженный Вовчик окончательно убедился, что духовные сферы ее вообще не интересуют. Однако долго горевать об утраченных иллюзиях ему не пришлось. В чисто житейском плане Зинаида оказалась бабенкой деловой, и уже к майским праздникам с ее легкой руки он пристроился в местную «шаражку» по строительству коттеджей, которые собирались возводить на высоком береге реки. По строительной части Вовчик был не мастак. Но понимая, что другого такого шанса может не подвернуться, согласился сразу же, тем более, что один заезжий Зинкин знакомый обещал взять его к себе в напарники и подучить ремеслу.
Очень скоро беззаботные деньки закончились, так как вкалывать приходилось много, от зари до зари. Напарник, родом откуда‑то с Украины, оказался толковым в плане обучения, незлобным, и особо не заносился. Они проработали весь остаток весны, лето и даже пару месяцев осени прихватить пришлось. Все это время контора платила ровно столько, чтоб хватало на незамысловатый харч и курево. С этим вполне можно было примириться, если б не одно раздражающее обстоятельство. Пользуясь правом хозяйки и играя на слабостях Вовчика, сожительница незаметно подчиняла его себе, заставляя в свободное время делать мелкий ремонт по дому. А самого Вовчика все больше тянуло в столицу. В редкие выходные он отрывался и в одиночку часами бездумно бродил по городу, представляя, как по окончании строительной эпопеи непременно снимет комнату в центре, а к Зинаиде будет наезжать на выходные. От звонков старым корешам он воздерживался, решив дождаться окончательного прояснения своего материального положения.
Заказчик остался доволен, тянуть с деньгами не стал и рассчитался с ними под самые ноябрьские праздники вполне по‑божески. Вовчик с напарником и еще одним приятелем из бригады решили отпраздновать это торжественное событие обязательно в московском ресторане в чисто мужской компании, но в последний момент с ними почти насильно увязалась Зинаида. Ее присутствие на мероприятии было совершенно ни к чему, но, представив Зинку одну‑одинешеньку, наедине со своими мыслями в пустом доме, Вовчик, скрепя сердце, согласился.
К площади трех вокзалов электричка прибыла около 2‑х дня. Напарники, родом из советских республик, прежде бывали в Москве лишь однодневными наездами и города не знали вообще.
– Берем «мотор» и катим на Тверскую в самый шикарный кабак, – сгоряча предложил один из приятелей.
– Цены теперь так кусаются, что ваших зарплат хватит лишь на пару часов, – охладила его пыл Зинаида. – Но прошвырнуться по центру я бы не отказалась. Лет десять на Красной площади не была, подзабыла даже, какая она теперь. Давайте прогуляемся пару часиков, в ГУМе по мороженному съедим, и потом назад сюда вернемся. Я еще с прежних времен тут неподалеку одну неплохую шашлычную помню.
На том и порешили.
Невзирая на очередные «временные трудности» и набиравшую обороты антиалкогольную компанию, столица жила ожиданием праздников с долгими выходными. В своем праздничном убранстве Красная площадь выглядела, как в добрые старые времена. Лишь портреты новых вождей напоминали, что вместо брежневского «застоя» здесь прочно царит «перестройка».
Отсутствие навыка прогулок по центру сразу же дало о себе знать. Зинаида забыла напрочь, как трудно ходить по брусчатке на каблуках, и чертыхалась, не переставая. Поэтому, кое‑как доковыляв до ГУМа, они решили не идти дальше к Василию Блаженному, а ограничиться мороженным и, поглазев на очередь перед мавзолеем, с чувством исполненного долга вернулись отобедать.
Память Зинаиду не подвела, шашлычная в одном из переулков возле «трех вокзалов», выглядела внешне вполне солидной. Учитывая текущую ситуацию, водку прихватили с собой, а для отводу глаз заказали еще бутылку. Принимавшая заказ разбитная официантка, понимающе хмыкнув, перелила ее в объемистый графинчик и занялась закусками.
Добровольный пост сразу же дал о себе знать. Отвыкнув за полгода от нормальной пищи, вся компания, включая Зинаиду, с жадностью накинулась на ресторанные харчи. Вовчик ел и пил наравне с другими, но непривычно быстро захмелел и, откинувшись на мягкую спинку кожаного диванчика, с блаженной истоме прикрыл глаза… Когда он очнулся, гулянка была в полном разгаре. На Вовчика никто не обращал внимания, и он, чтоб не нарушать компанию, незаметно отошел к небольшому бару, поблескивавшего бутылками в глубине зала, и устроился на высоком табурете.
«Странно, что в жизни все так случилось, больно, что так нелепо сломилось»…
Голос звучал совсем рядом. Вовчик навострил уши, пытаясь сквозь гул в зале расслышать мелодию канувшего в лету романса, и на мгновенье ему это удалось.
«Давай простимся, пока не поздно, не будем больше друг друга упрекать.
Давай простимся, пока возможно, пока измену твою я сумел так красиво солгать»,
– бархатный вкрадчивый баритон напоминал едва уловимым старорежимным говором о чем‑то приятном и далеком.
«Где я это уже слышал?» – мысль лихорадочно заскользила по закоулкам памяти, но ничего подходящего отыскать не удавалась.
Вовчик облокотился на стойку бара и, напряженно вспоминая, обхватил руками голову. Вернул к реалиям развязный женский голос за спиной.
– Что пригорюнился, малыш? Аль приголубить некому?
Он с досадой обернулся. Ярко размалеванная девица лет тридцати в модных в обтяжку голубых джинсах и красной вязанной кофточке с глубоким вырезом, из которого буквально вываливался убедительных размеров бюст, украшенный внушительным золотым крестиком на цепочке, насмешливо глядела на него, плотно устроившись на соседнем табурете.
– Какой я тебе малыш? – нехотя, буркнул он.