LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Наважденье нашей встречи

– Великий пролетарский писатель Максим Горький тоже в гимназиях не обучался!

С ее легкой руки Вовчик продолжил писать. Поначалу матушка сама выбирала темы, а он обдумывал их и самостоятельно излагал на бумаге. Но постепенно приохотился и стал находить их сам. Вовчика все чаще публиковали в «Пионерской правде», ближе к окончанию школы сделали внештатным корреспондентом и даже стали выплачивать гонорар.

– А ты пробовала писать сама? – спросил он однажды у матушки, когда та вручила ему очередной почтовый перевод.

– Пробовать‑то, пробовала, – призналась та, – только ничего стоящего не получалось.

– Но это же так просто! – удивился Вовчик.

– Просто, когда слова правильные найдешь, а для этого талант нужен, – матушка вздохнула, – одного не пойму, в кого ты такой уродился: у себя писательского дара отродясь не замечала, а у отца и подавно…

Теперь уже никто вокруг не сомневался в его способностях, а учителя в один голос прочили ученику блестящую журналистскую будущность. В состоянии эйфории Вовчик отправился в Москву, и жизнь, не медля, внесла коррективы в планы юной провинциальной знаменитости. При поступлении на журфак университета ему не хватило одного балла. В приемной комиссии талантливому пареньку предложили не терять напрасно год и перекинуть документы в педагогический. Обескураженный неожиданным разворотом Вовчик кинулся в редакцию с просьбой, как‑то посодействовать в решении вопроса. Там своего внештатника из глубинки встретили с распростертыми объятиями.

– А зачем Вам, юноша, этот самый журфак? – усмехнулся один из шапочно знакомых «зубров» отечественной журналистики, которому он поведал о своих злоключениях. – Чтоб, приезжая домой в каникулы, перед девочками красоваться? – Учтите, после окончания Вас, скорей всего, зашлют по распределению в какую‑нибудь Тмутаракань редактором местной газетки. И выбраться оттуда назад в Москву будет значительно труднее.

– Так, что же Вы посоветуете? – растерянно спросил Вовчик.

– Пером Вы владеете свободно, поэтому получите профессию, которая в дальнейшем позволит Вам твердо стоять на собственных ногах и свободно ориентироваться в окружающем мире. Для журналиста это просто необходимо.

Педагогов Вовчик втайне очень уважал, ведь именно благодаря своей учительнице, оценившей его первый опус, он начал писать. Оставалось решить, какой факультет выбрать. На филологическом учились одни девчонки, и он подал документы на исторический. Наука далекого прошлого оказалась куда ближе к реальной действительности, чем предполагал Вовчик. В первом же семестре мимоходом выяснилось, что предание об Илье Муромце и Соловье‑разбойнике нисколько не сказка. Этот самый разбойник был верховным жрецом бога Перуна Богомилом и подался на промысел в Муромские леса, противясь Крещению Руси. Выходило, что оба были славянской крови, просто один отстаивал древнюю веру, завещанную предками, а другой стоял на страже новых церковных порядков. Вовчику показалось, что в древнем предании скрыт глубокий смысл, проходящий красной нитью через всю отечественную историю. Ключ к пониманию он нащупал неожиданно, штудируя основы классической философии. Его подсказала гегелевская диалектика, постулирующая не только борьбу, но и единство противоположностей. С борьбой было все понятно, а единство? – может, оба качества скрыты до поры в каждом человеке и являются на свет Божий в зависимости от времени и обстоятельств? Но отсюда, в частности, следовало, что человеческая мораль не является абсолютом, и при определенных обстоятельствах ее можно преступить, например, как в случае расстрела царской семьи. Мысль выглядела крамольно, и Вовчик предпочел ее задвинуть подальше до лучших времен.

К тому времени работа в газете стала понемногу его тяготить. Строчить копеечные заметки о малозначащих событиях, как это делали большинство коллег, не лежала душа, а для написания серьезных пространных статей перестало хватать опыта.

«Хорошо бы, поездить по комсомольским стройкам, а потом вернуться оттуда с серией очерков, – в сердцах думал Вовчик, – тогда бы опубликовали на „ура“ и место в штате предложили. Но как это совместить с учебой на очном отделении?»

Свои претензии он решил высказать одному из редакторов, который в молодости прошел огни, воды и даже лагеря. Его суждениям Вовчик верил больше других.

– Не горячитесь так, – охладил его пыл старый журналист. – Хотите съездить этим летом на БАМ? – Не с творческим поездом объединенного союза композиторов и писателей, а самостоятельно? С тамошними жителями пообщайтесь, посмотрите, как дела обстоят на самом деле. Только одна просьба: выпивайте крайне осмотрительно, местный спирт, который «сучком» называется, с непривычки тяжело идет. И с местными барышнями поосторожнее, не подцепите ненароком чего‑нибудь.

Припертый к стене собственной во многом дурацкой инициативой Вовчик вынужденно согласился.

До местных красавиц дело так и не дошло. По приезду он сразу попросился в бригаду укладчиков путей, провел с ними в разъездах две недели и в первую же пересмену спешно ретировался домой. Речь не шла о непрерывно атакующих мошкаре и гнусе и прочих тяжелых бытовых условиях, с ними он потихоньку сжился. Вовчик просто осознал, что писать, в сущности, не о чем. Происходящее было страшно далеко от бодрых рапортов в прессе и по «ящику», и больше напоминало Платоновский «Котлован», который недавно давали почитать на одну ночь.

В Москву Вовчик вернулся, полон самых мрачных мыслей. Журналистская профессия, представлявшаяся прежде интересной и приятной, неожиданно явила свою изнанку. В командировку он съездил, теперь предстояло отчитаться за потраченные деньги, а чем? – написать о том, чего не видел?

«Но ведь пишут же другие, даже не выходя из номера гостиницы, да еще как, аж за душу берет!» – уныло думал Вовчик, поднимаясь по лестнице к себе в редакцию, как на Голгофу.

Заметив состояние подчиненного, редактор ухмыльнулся.

– Чувствую, что впечатлений – «выше крыши»! Когда я увижу их на бумаге?

– Я не знаю, о чем писать, – понурился Вовчик.

– Опишите то, что видели, там поглядим…

Представить впечатления от поездки в «черном» цвете у Вовчика не поднималась рука. Не потому, что такой материал попросту бы не пропустили. Ему было неудобно перед людьми, по‑свойски приветивших и терпевших его целых две недели. Оставалось одно, не вдаваясь в подробности трудовой деятельности, поверить бумаге их судьбы. Вечерами у костра он наслушался многого. Ребята оказались непростыми, с проколами в биографиях. Самый молодой вообще подался на стройку потому, что дома светил срок. Но больше других зацепила история бригадира, толкового и справного мужика. Он женился совсем молодым и души не чаял в своей супруге. У них долго не было детей, жена ездила лечиться на юг и однажды забеременела. А через пару лет, когда родившаяся девочка достаточно подросла, невооруженным глазом стало видно, что ребенок не его. Жена призналась, что переспала с кем‑то на курорте. Не в силах этого перенести, он хотел наложить на себя руки, но не смог оставить без средств существования жену и дочку и с тех пор так и кочует по стройкам, аккуратно высылая отовсюду половину зарплаты…

Стараясь не упустить важных деталей, Вовчик перенес обе истории на бумагу, напечатал и отнес редактору.

– В газете этого печатать нельзя, – сразу огорошил его тот при следующей встрече. – Не обижайтесь, у вас хороший слог и цепкий взгляд, – ободряюще добавил старый журналист. – Мой совет, пока он не «замылился», попробуйте себя на писательской стезе. Я поговорю, с кем надо. А не получится, вернуться в нашу братию всегда успеете.

TOC