(Не)единственная

Вот Дарион снимает с себя рубашку, стаскивает ее через голову. И надо же, чтобы именно в этот момент из‑за туч вышла луна. Она озаряет сильное крепкое тело, покрытое росчерком шрамов. Бледно‑зеленые чешуйки поблескивают, как драгоценные камни.

Он наклоняется, служанка поднимает ведро и льет воду ему на затылок и спину. Дарион отфыркивается, трясет головой. Его темные волосы разлетаются, на спине перекатываются рельефные мышцы.

Низ живота наполняется забытым теплом. Я слишком долго была одна, слишком долго запрещала себе смотреть по сторонам. А мужчина передо мной обладает какой‑то странной, нечеловеческой притягательностью.

И это пугает меня.

Я на миг прикрываю глаза, чтобы избавиться от наваждения. Напоминаю себе: это просто задание. Сделаю то, что должна – и уйду. Он ведь даже не человек. Он дарг. А дарги не умеют ни любить, ни сочувствовать.

Дарион о чем‑то переговаривается со служанкой. Я слышу их голоса, но не могу понять слов. Она смеется. Кладет руку ему на затылок и ведет вдоль позвоночника до самых бедер, перехваченных широким ремнем.

Мне становится не по себе. Возникает неприятное колючее чувство.

Отступаю вглубь комнаты.

Эта служанка его… любовница? Иначе почему он позволяет ей так фамильярно обращаться с собой?

Голоса внизу затихают. Шаги удаляются. Я возвращаюсь в кровать.

Кусая губы, смотрю на светильник‑кристалл.

Спустя десять минут слышу шаги за стеной. Дарион поднялся в спальню. Интересно, один?

Меня колотит мелкая дрожь, когда я поднимаюсь. Выкручиваю кристалл из серебряной чаши‑подставки. На цыпочках крадусь к смежной стене, прикладываю к ней чашу дном вверх и прижимаюсь ухом.

Спрашивается, что я творю?! Подслушиваю, что происходит в спальне у чужого мужчины!

А он там, кажется, не один. Я очень четко слышу тихие голоса, и один из них – женский.

У меня нет причины для обиды и ревности – он мне никто. Но меня охватывает внезапная злость.

Вот, значит, как. Еще не успел развестись, а уже служанок в постель таскает! Да они с Анабель стоят друг друга! И чем же эта немытая клуша лучше жены?

Злость поднимается неудержимой волной и толкает меня на безумство. Отбрасываю подставку. И мне плевать, что она с грохотом катится по полу. Стремительно направляюсь к двери, ведущей в кабинет, хватаюсь за ручку и рывком тяну на себя.

Она поддается очень легко. Но мне некогда удивляться. Я пролетаю через кабинет, попутно налетая на стол. Слышу, как там что‑то падает. В темноте сбиваю маленькую этажерку. Толкаю вторую дверь, теперь уже ведущую в спальню Дариона, шагаю через порог и щурюсь от яркого света.

А вот и он сам. Сидит в кресле рядом с кроватью. В бриджах и белой рубашке, распахнутой на груди. У его ног застыла молоденькая служанка. Она стоит на коленях, ухватившись обеими руками за хозяйский ботфорт.

– Ой! – ее руки разжимаются, нога Дариона с глухим стуком опускается на пол. – Простите, госпожа.

Девушка вскакивает на ноги. На вид ей лет двадцать. Хорошенькая круглолицая блондинка – кровь с молоком. Под форменным платьем угадывается молодая крепкая грудь. Грудь нерожавшей женщины.

От этой мысли мне становится еще хуже.

Дарион поднимает на меня чуть удивленный взгляд. Но я сознательно игнорирую его и приказываю ледяным тоном:

– Вон!

Правая бровь лаэрда выгибается домиком.

– Вон!! – повторяю я, повышая голос.

Служанка пулей вылетает из спальни через другие двери. Я пытаюсь вернуть хладнокровие. Не пойму, почему присутствие этой девушки так укололо меня. Разве мне не все равно, с кем Дарион изменяет своей жене – и вообще, изменяет ли?

Дарг смотрит на меня с кривой усмешкой. Медленно поднимает руки. Раздаются три громких хлопка.

– Ани, спектакль удался. Я впечатлен. А теперь, будь добра, верни Тариссу, пусть она поможет мне снять сапоги, если, конечно, – его голос становится ниже на пару октав, взгляд оценивающе скользит по моей вздымающейся груди, – ты сама не хочешь их снять.

– Что? – ошеломленно смотрю на него. – Спектакль?

– Ну, а как же еще назвать этот внезапный взрыв ревности? – он тонко улыбается краешком губ. – Что‑то не припомню в тебе особых страстей, хотя, признаю, ты отличная актриса. Умеешь изобразить любое чувство так достоверно, что даже я имел глупость попасться на твой обман.

Я смотрю на него в полной прострации, хлопаю ресницами и ничего не могу понять. О каком обмане он говорит? Анабель обманула его? Но в чем?! Разве он не женился на ней по договору?

Дарги не встречаются, не влюбляются, не ухаживают. Они выбирают избранницу, проводят с ней ночь до утра, а на рассвете называют своей женой – и все. О каком обмане и каких чувствах можно здесь говорить?

– Ну так что? – Дарион нетерпеливо указывает на сапог. – Ты вернешь служанку или сама это сделаешь?

Больше всего на свете я хочу швырнуть чем‑нибудь тяжелым ему в лицо, выскочить из комнаты и навсегда забаррикадировать эту дверь. Но именно в этот момент вспоминаю про принятое решение. И, стиснув зубы, цежу:

– Сама.

Он благосклонно кивает:

– Приступай.

Откидывается на спинку кресла и протягивает обе ноги. Его глаза насмешливо блестят. Он испытывает меня. Ждет, что я сдамся и убегу?

Не дождется!

Смотрю на двери, за которыми исчезла служанка. Они закрыты неплотно, осталась узкая щель, и мне кажется, что я вижу в этой щели какое‑то шевеление. Тарисса осталась подглядывать?

Ладно, завтра с ней разберусь.

Перевожу на Дариона сосредоточенный взгляд. Мысленно закатываю рукава, хотя у моей сорочки только кружевные бретели, и вся она из тонкого шелка, под которым светится тело. Только я об этом забыла, когда влетела сюда, а теперь уже поздно стесняться. Он успел меня всю рассмотреть.

Пересекаю несколько метров, отделяющих меня от кресла. Опускаюсь перед Дарионом на колени и, закусывая губу, беру в руки левый ботфорт. Тяну на себя. Тот с трудом поддается. Приложив усилие, стаскиваю его, отбрасываю в сторону и берусь за другой.

Дарион вдруг наклоняется и утыкается носом в мою макушку. Шумно втягивает воздух. Я замираю, а он ведет носом вниз вдоль виска и останавливается в ямке за ухом.

– Молодец, девочка, – слышу тихое бормотание. – У тебя хорошо получается.

А потом его пальцы зарываются мне в волосы.

Я покрываюсь мурашками. Руки не слушаются, горло сжимается. Мне не хватает дыхания, а внизу живота зарождается предательская пульсация.