Немного любви
Сегодня было еще хуже, чем вчера. Колокольный звон у Вита обливал маленький дом, стены его раскачивались, комнатка сжималась вокруг постели как гроб, как коробок вокруг пойманной бабочки. А звон продолжался, и длился, длился. Уж лучше мертвые во сне, чем живые. Грубость акта завораживала. Натуралистичность, с которой он снился – тоже. Секс во сне – дело приятное, проблема в том, что она хорошо знала, успела понять и ощутить там, в глубине, во тьме подсознания, чьи это глаза, руки, губы, высокие скулы, сильное тело – о да, во всех своих проявлениях сильное. Низ живота свело от боли незавершенного соития, когда Эла проснулась. Пустое зеркало смотрело на нее со стены.
Села на постели, произнесла вслух, неизвестно к кому обращаясь:
– Я хочу больше не вспоминать, как это было. Никогда больше не вспоминать.
И, конечно, тут оно потекло.
У психолога есть отмычки от всех дверей, но в замке этой двери ключ от замка год за годом ломался. Лучше всего думать о нем, словно о мертвом, или хорошо, или ничего, кроме правды.
Поэтому ничего, кроме правды.
Бойтесь желаний, которые исполняются. Ян и был то желание.
Познакомились в Крконошах. Две студенческие компании задирали друг друга вполне беззлобно, пока градус не перевел дело в польский гонор против чешского пива. И разрулил все именно Ян, который и в двадцать пять был очень ловкий, бархатный котик, продумчивый и корректный. Его усилиями обе компании объединились в одну, и дальше сидели, пили, пели в горах вместе, пока тремя днями позже не расстались в полном довольстве собой. У Яна в рюкзаке для треккинга лежали «Имя Розы» и Мелвилл, он чередовал вечерами, и Мелвилла Эла подрезала на заглянуть. Янова девица смотрела недобро, но Элу это мало интересовало, они с читающим котиком уже слились в ментальном экстазе. Тем более, как выяснилось, «Янова девица» титулом было тленным и весьма скоро преходящим. Эту она и вовсе не запомнила, как зовут, не успела, так быстро он от нее избавился.
Графомания и любовь к старой музыке – на этом они сошлись. Кисея человеческих отношений ткется из странного. Графомания давно закончилась, творение человеческих жизней оказалось намного более сильным наркотиком. Неописуемое чувство, когда человек приходит и говорит: спасибо, мне полегчало. Сперва Эла уперлась в естествознание, но срезалась на нелюбви к энтомологии и взялась за вторую специальность. Вот только знание себя по физике и себя же по лирике помогало ей мало. В период знакомства с Яном и тесной дружбы она как раз пилила по кусочкам магистратуру по психологии. Он с любопытством наблюдал за процессом и предоставлял себя, своих дружков и женщин для опросов и наблюдений. Только однажды сказал:
– Меня удивляет, что ты, такая живая, такая горячая… и только пишешь.
– А что мне нужно было бы еще делать? Скакать по членам?
– Ну не знаю, почему сразу скакать? – улыбка поползла по его лицу. – Хотя картина представляется заманчивая….
