Непостижимая Миссури
– Ты говорила с ним?
– И как он тебе показался? Еще красивее, чем на фото?
Я взмахнула руками, призывая девушек замолчать, а затем протиснувшись через плотный строй девичьих тел, пошла прочь от здания, поправляя на спине рюкзак. Мои мысли были далеки от радужных и единственное, что билось в голове, не давая мне завыть от разочарования и боли, была мысль о том, что я буду мстить. Не спущу ему такое с рук.
Унизил, растоптал мои чувства. Мог ведь и по‑хорошему все объяснить, но ведь не стал! Посмеялся надо мной и моей любовью. Гад!
Домой вернулась злая как все черти ада и почти не помнила, как добралась сюда. Сбросив с плеч рюкзак, ринулась на второй этаж, туда, где находилась комната Шона. Распахнув двери, включила свет и ворвалась в комнату, оглядываясь по сторонам.
Отовсюду, со стен на меня смотрел он. Человек, который сделал мне больно. Который посмеялся надо мной, использовал меня и еще гордился этим.
Я подбежала к первой стене и принялась срывать плакаты один за одним. Срывать и рвать на мелкие кусочки. Вне себя от ярости я уничтожала изображения Шона и очнулась только когда стены опустели, сиротливо глядя на меня изуродованными обоями, а пол стал усыпан клочками бумаги, словно осенний парк опавшей листвой.
Только тогда, осев на пол и закрыв лицо руками, я позволила себе заплакать. Боль не стала меньше. Кажется, она лишь возросла. Было трудно дышать и я, всхлипывая, размазывала слезы по лицу, думая о том, что мне делать дальше. Казалось, жизнь остановилась.
«Я больше никогда и никого не буду любить! – сказала себе. – Никогда и никого! Я буду жить только для себя и ради себя, – и добавила, вытирая слезы, – но только после того, как выполню свое обещание и отомщу Шону, чтобы он не думал, что зло в мире может быть безнаказанно! Я стану звездой! Я стану той, с кем ему придется считаться и вот тогда…» – что будет после пресловутого «тогда» я еще не знала. Только приняв решение, почувствовала странное облегчение, словно у меня появился новый смысл в жизни.
Я встала на ноги и стряхнув с себя прилипшую к одежде бумагу, распрямила спину и вдохнула полной грудью.
Теперь я знала, что буду делать дальше и Шон… этот обманщик, еще пожалеет, что поступил вот так со мной, или я не Миссури Лэнг!
Глава 3
Итак, я решила мстить.
Прежде всего, мне нужен был план и уже на следующий день, во время перерыва на обед, я начала набрасывать его на салфетке, пока сидела в кафе и уплетала свой гамбургер.
Напротив меня устроилась Мери и, глотая маленькими глотками горячий кофе, смотрела во все глаза, как я калаякаю на рифленой мягкой бумаге какие‑то слова.
– Это что? – спросила она не удержавшись. – Стихи что ли пишешь? – и хохотнула. – Неужели вчерашняя свиданка так вдохновила?
Я проигнорировала ее тонкий юмор и посмотрела на первую запись, которую после решила перенести в свой дневник. Так как пока дневника не было, то сгодилась и салфетка.
«Пункт номер один, – гласила надпись, – перебраться в квартиру подешевле!» – и это было важно. Так как теперь Шон не жил со мной, я могла себе позволить снять квартирку поскромнее, а не этот дом, где пыталась создать все удобства для Шона.
Укусив гамбургер, я продолжила писать:
«Пункт два! – и даже обвела его карандашом. – Узнать о самой престижной компании, конкурирующей с той, где теперь работает Шон Хьюз!» – здесь я поставила жирную точку, а Мери даже приподнялась со своего сиденья и заглянула в мои записи, только я оказалась проворнее и сгребла салфетку раньше, чем девушка смогла что‑нибудь прочитать.
– Чего ты? – обиделась она.
– Это личное! – ответила я и запихнула салфетку в карман.
Мери наигранно обиженно надула губы и села на свое место, а я, быстро разделавшись с остатками гамбургера, допила колу и встала.
– Все! – заявила решительно. – Пора.
– Куда? – удивилась Мери. – Нам еще работать сегодня!
– Ага! – кивнула я. – Помню! Только я не об этом!
– А о чем тогда? – девушка сделала глоток кофе и отставила чашку, на дне которой густо поблескивала коричневая жижа.
– О том, что пора менять свою жизнь к лучшему!
– Прямо щас? – хихикнула Мери.
– Нет,– я покачала головой. – Завтра у меня выходной, вот и начну.
– Ты сама таинственность, – произнесла подруга. – Не хочешь поделиться? – и посмотрев мне в глаза, продолжила: – Вижу, что нет. Ладно. Подожду, когда сама решишься.
Я подмигнула девушке и, подхватив поднос с грязной посудой, поспешила сразу на мойку, мысленно размышляя о том, что буду делать дальше. Я не совсем представляла себе, как приду в это агентство и что там буду говорить. Не стану же выпаливать вот так сразу, что хочу стать звездой! В чем‑то Шон был прав – пробиться в его мир трудно. Он сам потратил два года, за время которых постоянно работал. А бывали и дни, когда он сутками не выходил из своей комнаты‑студии, где писал музыку. Помню, как я пробиралась к нему с едой, чтобы тихонько поставить ее на столик, а сама после садилась и смотрела, как он работает: пишет музыку, играет на гитаре или попросту поет. У него получались красивые стихи, и музыка у Шона была просто великолепная. Она меня завораживала, как, впрочем, и все, что делал этот парень. Он действительно был очень талантлив, а в сочетании с ангельской внешностью, это был двойной эффект. И то, что я немного ему иногда помогала, так это не в счет.
«Черт, Мисси! – подумала я с досадой. – Ты даже сейчас им восхищаешься?»
Поставив с грохотом поднос на столик возле раковин я сжала зубы, злясь на саму себя. Вот как получается: стоит мне только подумать о Шоне, вспомнить, каким он был до того, как стал звездой, и вся моя злость улетучивается. Получалось, мой гнев направлен только на нового Шона. Неужели, его так изменил этот мир, или попросту я раньше не замечала очевидного?
«Ты никто, Мисси! Никто и звать тебя Никак! – вспомнила злые слова парня. – А я – звезда!» – и насмешливое злое лицо блондина предстало передо мной, будто наяву. Вздрогнув от неприязни, ощутила, как былой настрой ярой мстительницы, возвращается, прогоняя влюбленного ангела, пиная его под зад ногами.
Схватив со стула оставленный на нем фартук, я решительно подвязала его вокруг талии.
«Завтра! – напомнила себе. – Агентство! И ты не свернешь! Не передумаешь, иначе сама себя не будешь больше уважать!» – и переполненная решительности перевернуть свой мир, шагнула в двери, направляясь в зал.
До конца работы оставалось еще шесть часов.