Нить Ариадны
– Собственно говоря, я имею в виду психологию как науку, которая, кстати говоря, до конца ХIХ века была частью религии и философии, – чеканя каждое слово, произнесла женщина и указала на стену, где во всю ее ширину расположился массивный стеллаж, загроможденный книгами. Они стояли и лежали вперемешку с бесконечными папками. Сложно было представить, что на такой полке вообще можно было найти нужный материал. Что касается рукописей, то их у Клеопатры Петровны было еще больше. Папки с бумагами, сложенные стопками повсюду, башнями росли подле стола, на полках и даже на небольшом диване, где сидела Марина. Некоторые из листов, исписанных мелким аккуратным почерком, уже пожелтели от времени, другие были еще свежими.
– Видите, сколько научных трудов написано, ― Клеопатра указала на книги, ― а сколько еще будет написано. ― И пожилая женщина картинно развела руками. – Все это мои наработки, которые лягут в основу новой актуальной теории.
– Впечатляет, ― сказала Марина и еле подавила зевок. ― Кстати, о ваших трудах. Когда нам ждать следующую публикацию? Насколько я располагаю информацией, последняя ваша книга была выпущена, ― она порылась в записях, ― почти тридцать лет назад… ― Теперь она удивленно взглянула на Клеопатру, а затем перевела недоумевающий взгляд на кипы рукописей.
– Всему свое время, ― сухо ответила Клеопатра Петровна. ― Должен возникнуть вакуум, который впоследствии будет заполнен чем‑то новым. ― То удовольствие, которое Клеопатра Петровна начала испытывать от беседы еще секунду назад, испарилось, и она снова недовольно поджала губы.
– Хорошо, давайте закончим с вашим увлечением психологией, ― скучающе сказала Марина и полистала блокнот.
– В то время я не могла получить профессию врача в России. Курсы, которые я прослушала, в научном обществе считались просто развлечением для скучающих дамочек. Поэтому многие уезжали за границу, заключали фиктивный брак, чтобы получить разрешение на выезд, и учились чаще в Цюрихе или Берне… Я тоже так поступила. Для меня это было единственным шансом вырваться из болота и начать заниматься любимым делом. Я уехала в Америку. ― И жестом останавливая открывшую было рот Марину, она добавила: ― в Америку, потому что теории Фрейда там были очень популярны, а вот в Швейцарии ― нет.
– И за океаном вы нашли все, что хотели?
Клеопатра Петровна задумалась на несколько секунд:
– Пожалуй, да. Своеобразная американская мечта сбылась. Я получила диплом врача, работала в Гарварде в первой психологической лаборатории, созданной Уильямом Джеймсом, и занималась психотерапией, специализируясь на психоанализе.
– Одно предложение, и так много слов с приставкой «психо‑», ― начала было Марина, но сникла под строгим взглядом пожилой женщины.
Клеопатра Петровна не позволяла ни малейшего сарказма в отношении ее труда. Она слишком много сил отдала науке, чтобы позволить кому‑либо посмеиваться над этим.
Разрядила обстановку женщина, впустившая Марину, ― она принесла поднос, на котором дымился чайник, позвякивали чашки и лежало аппетитное имбирное печенье.
– Ах, Лена. Спасибо за чай. – Клеопатра Петровна взяла чашку уверенной, несмотря на свой возраст, рукой и предложила собеседнице сделать то же самое. – За чаем мы сможем вести диалог более свободно. Неформально, как теперь принято говорить. – Она довольно улыбнулась.
Лена кивнула и попыталась поймать кота, который вслед за ней бесшумно вошел в комнату, но он легко увернулся и ловко запрыгнул на самую верхнюю полку книжного стеллажа.
– Да оставь его, пусть сидит, ― махнула рукой Клеопатра. Кот покрутился на своем пьедестале, удобно устроился и уставился на Марину немигающими желтыми глазами.
Пока Клеопатра Петровна, отвернувшись, любовно наблюдала за своим питомцем, у Марины наконец появилась возможность хорошенько рассмотреть женщину. Седые коротко стриженные волосы обрамляли вытянутое морщинистое лицо и едва прикрывали большой лоб. Аккуратные неширокие брови смотрелись на его фоне немного странно. Как будто от удивленного взгляда хозяйки эти самые брови однажды взмыли вверх и остаются там до сих пор. Губы плотно сжаты, кожа бледная и тонкая, словно пергамент. Женщину можно было легко спутать с восковой фигурой или куклой, если бы не темно‑карие, живые и блестящие глаза. Одета она была просто – темные брюки, цветастая блузка и серый вязаный жилет. Единственным ее украшением были очки в темной оправе с золоченой цепочкой, которые она носила, водрузив на голову. Движения Клеопатры Петровны были сдержанными и точно выверенными. «Старая грымза», ― успела окрестить ее Марина, прежде чем ее наблюдения были прерваны вопросом.
– Любите котов?
– Да, ― сказала Марина, сделав глоток из красивой фарфоровой чашки.
– Чудесно, ― расплылась в улыбке хозяйка и поманила кота. ― Дигби, иди сюда.
Дигби даже бровью не повел, он был занят наблюдением за девушкой, которая опять зачем‑то начала листать блокнот.
– Итак, вы переехали в Америку, ваша мечта сбылась, ― бормотала она, ― зачем же вы вернулись?
– Захотелось вернуться. Мне спокойней здесь работается.
– Захотелось вернуться… ― повторила Марина и недоверчиво пожала плечами. ― Бросить все? На пике карьеры?
– Такое бывает, ― терпеливо ответила Клеопатра Петровна, ― психологические теории жизненного пути. Но я не хочу сейчас в это углубляться. И потом, кто знает, что управляет нами в момент принятия решений – сознание, бессознательное или наше альтер эго, которое сидит глубоко, ожидая особого случая, чтобы раскрыться.
Марина, откровенно скучая, опять пошелестела блокнотом, чтобы занять себя. Альтер эго Дигби подсказало ему, что нужно действовать, и он прыгнул прямо на девушку.
– Ах! – Марина подскочила, задев локтем коробку, стоявшую на самом краю стола. Коробка опрокинулась, из нее посыпались старые фотокарточки, открытки, программки спектаклей и концертов. Девушка смотрела на рассыпавшуюся историю чьей‑то жизни…
– Невероятно! ― воскликнула она и присела, чтобы собрать содержимое обратно в коробку. ― Настоящие музейные реликвии.
Клеопатра Петровна побагровела, но более свои эмоции ничем не выдала, ее лицо осталось неподвижным, и она ровно произнесла:
– Какая вы неловкая. Нужно быть аккуратней.
Марина, перебирая старинные программки, ответила, пожав плечами:
– Так это же кот на меня прыгнул, я тут ни при чем. ― А затем восторженно добавила: ― Сколько у вас всего. И на концерты есть, и на балет… Фотографии такие наивные и трогательные… ― Она добралась до черно‑белых выцветших изображений. – А здесь есть вы?
– Едва ли там есть мои карточки. В основном моих пациентов.
Девушка взглянула на обратную сторону фотографии с улыбчивым мужчиной. Широким размашистым почерком по‑английски было написано: «Моей Клео, талантливой от Бога».
И тут Марину посетила интересная мысль.