Обретенная любовь
Я молчу. Я вообще ни к чему не готова. Мне нужно быть такой же сильной, как он, чтобы начать двигаться дальше…
– Я сейчас вас послушаю, чтобы убедиться, что вы идете на поправку. Договорились?
Нет! Я испытываю совершенно необъяснимый и неконтролируемый страх. Я молча разглядываю свои руки. После недолгой паузы она вновь обращается ко мне:
– Можете не снимать одежду. Я только послушаю легкие, измерю давление и осмотрю глаза. Вы в любой момент можете меня остановить.
Я с трудом поднимаю на нее глаза, она мило улыбается. Ну же, Елена… Я немного сдвигаю одеяло, чтобы встать.
– Можете не вставать. Как вам удобнее, – говорит она.
В любом случае сил держаться на ногах у меня сейчас почти нет… Я слишком мало ела в последние дни.
Осмотр начинается, очень спокойно и неторопливо. Она слушает сердце стетоскопом, просит подышать. Это очень тяжело. Я дышу прерывисто и никак не могу сдержать слезы, льющиеся ручьем по щекам. Она стоит так близко – это уже слишком. Меня знобит, руки дрожат.
– Уже почти все, – тихо произносит доктор Нейл.
Я сглатываю. Врач измеряет давление, оно оказывается сильно повышенным. Так и есть. Мне кажется, сердце вот‑вот выпрыгнет из груди.
Самый тяжелый момент – когда она трогает мое лицо, чтобы осмотреть синяки. Я не выдерживаю и резко отодвигаюсь.
– Вы слишком близко, – сухо произношу я.
Если бы моя мать была здесь, она попросила бы меня прикусить язык. Но вместо этого – давящая тишина. Доктор хмурится и отступает, но затем вежливо улыбается.
– Не страшно, основное я осмотрела. Не переживайте: такая реакция нормальна в вашей ситуации. Не спешите, вам нужно время, чтобы прийти в себя.
Вытерев слезы, я тихонько киваю. Очень хочется попросить прощения, но не выходит, поэтому я просто отвожу взгляд.
– Я зайду завтра. Если давление нормализуется, сможете поехать домой. Там вы будете чувствовать себя спокойнее.
Поехать домой… Я хочу только одного: свернуться клубочком на кровати Тига и все забыть.
– Если вам что‑нибудь понадобится, в любое время, даже ночью, в комнате отдыха в конце коридора постоянно дежурит медсестра, не стесняйтесь, зовите ее. И сегодня очень хорошая погода, сходите прогуляться.
Доктор Нейл встает и выходит. Не успеваю я лечь обратно в кровать, как возвращаются родители и Чеви. Одного взгляда на них достаточно, чтобы понять: что‑то не так. В такой давящей атмосфере даже дышать тяжело.
– Это врач к тебе заходила? Мы встретили ее в коридоре, – говорит отец.
Тон у него совсем не дружелюбный, поэтому я молчу в ответ. Мама просит Чеви повесить плащ, и все они рассаживаются напротив. Чеви не может усидеть на месте. Он всегда так себя ведет, когда я делюсь с ним каким‑нибудь секретом, а он пытается не проговориться. Он аж подпрыгивает на своем стуле.
– Так что тебе сказал доктор? – спрашивает мама.
Я отворачиваюсь от Чеви и стараюсь не смотреть на отца: от этого его взгляда кровь стынет в жилах. Не понимаю, что я такого натворила, чтобы заслужить подобное.
– У меня давление зашкаливает, но, если завтра станет лучше, меня отпустят домой. – И это все, что у меня получается сказать.
– Тебе стоит поспать, у тебя усталый вид, – произносит папа.
Я киваю, а потом опускаю взгляд на Чеви.
– У тебя все хорошо? Ты чего скачешь?
Он мельком смотрит на родителей, а затем корчит рожу.
– Ладно, мы поехали. Утром вернемся и…
– Я видел Тига!
Дьявол. Мое сердце пускается вскачь, и я начинаю задыхаться.
– Чеви! – бросает ему мама.
Родители готовы прибить Чеви, а я – их: они его видели и не собирались мне об этом рассказывать.
– Он весь в синяках, и на нем наручники, Елена! Ты знаешь почему? Я вот…
– Чеви, достаточно! – прерывает его отец.
Я с силой стискиваю зубы, но этого все равно недостаточно, чтобы сдержаться: руки дрожат, а на глаза наворачиваются слезы. Мама быстро подходит ко мне, чтобы обнять, но я ее отталкиваю. Не хочу, чтобы она меня касалась. Мне это не поможет.
Папа хватает Чеви за руку и ведет к выходу.
– Папа, почему она плачет?
– Сложно объяснить, Чев. Пойдем, подождем маму снаружи.
Дверь захлопывается. Я протискиваюсь мимо мамы и, собрав все свои силы, закрываюсь в ванной. Мне стыдно за собственную слабость, но еще более стыдно за то, что его заковали в наручники, хотя он ничего не сделал.
– Елена! – зовет мама, поняв, что дверь заперта.
– Оставь меня!
Она молчит. Я прислоняюсь спиной к стене и сползаю на пол. Больше нет сил стоять. Из‑за двери доносится испуганный голос матери.
– Елена, пожалуйста, давай поговорим!
– Убирайся!
Теперь еще больнее, чем раньше. Обжигающие слезы катятся по щекам.
Глава 7
Тиг
Никогда не забуду этот взгляд, которым смотрел на меня приемный отец, перед тем как исчезнуть за дверями лифта. Черт, как они могут думать, что я пытался сделать что‑то подобное с моей львицей?
Мои нервы напряжены до предела. А вдруг Солис тоже так думает? Чувство беспомощности перед лицом этой ситуации изматывает, и я ничего не могу с этим поделать. Они же знают меня, они знают, что я на такое не способен. Отсюда вопрос: действительно ли они меня понимают? Видели ли они во мне что‑то большее, чем просто сироту, покрытого татуировками и готового в любой момент оказаться за решеткой? А я вообще давал им возможность заглянуть глубже?
