Обретенная любовь
Я должна сказать им, что он всего лишь защищал меня и что, если бы я не закричала, убил бы того, кто устроил мне этот ад, но не получается. Как бы я ни старалась, любые попытки рассказать о случившемся заставляют меня переживать все заново. Мой мозг отказывается это делать. И меня повергает в ужас мысль о том, что Джейсон может заявиться в тот момент, когда Тига не будет рядом.
Но я никак не могу объяснить родителям, что Тиган нужен мне как никогда, что человек, которого они приютили в своем доме, вовсе не извращенец, напавший на их дочь, и что их вины здесь нет. Я не могу говорить ни с кем из тех, кто пытается разобраться в произошедшем.
– Энджи, тебе нужно что‑то поесть, иначе ты просто свалишься без сил, – говорит отец.
Я слышу, как родители проходят в комнату и тихонько закрывают дверь. Мама подбегает к кровати и склоняется надо мной.
– Привет, дорогая, – шепчет она.
Обычно она целует меня в лоб, но не сегодня. С тех пор как я здесь, она ни разу меня не поцеловала. Через несколько секунд я узнаю запах папиного парфюма.
– Здравствуй, Елена.
Я не двигаюсь и делаю вид, что сплю.
– Энджи, сядь, ты выглядишь очень измотанной. Я найду тебе что‑нибудь перекусить, ты вся бледная. Будешь чай?
– Да, спасибо, дорогой.
Раздаются шаги, затем открывается дверь, и шум голосов заполняет комнату.
– Здравствуйте, мистер Хиллз. Мы из «Нью‑Йорк Пост», хотим поговорить с вашей дочерью о нападении. Она рассказала следователю, как все было? Все потрясены жестокостью произошедшего, и наши читатели хотят узнать подробности. Ваша дочь знает, что нападавший лежит здесь же, этажом выше? Она не боится, что он снова может напасть?
– Вы в своем уме? Вон! – кричит отец так громко, что я вздрагиваю.
В следующую секунду он громко хлопает дверью. Я съеживаюсь.
– Не обращай внимания, солнышко, папа их всех вышвырнет отсюда, – шепчет мама, пытаясь меня успокоить.
Я неуверенно качаю головой.
Вновь воцаряется тишина. Я не люблю такую тишину, мне больше по душе тишина Тига.
Через какое‑то время отец возвращается с едой. Он ставит одну тарелку передо мной, вторую отдает маме. Она просит меня приподняться, но я не могу. Я принюхиваюсь. От запаха йогурта тошнит, и я к нему не притрагиваюсь. Мама говорит, что рада разделить со мной трапезу.
Но мне не дает покоя только одна мысль: Тиг лежит этажом выше.
* * *
Я задремала, но ненадолго: не могу перестать думать о Тиге, он ведь прямо надо мной. Представляю себе, как я прохожу сквозь потолок, сворачиваюсь клубочком в его объятиях, и мне становится легче.
– Елена, милая.
Это мама. Я собираюсь открыть глаза, но… Пожалуй, нет. В других обстоятельствах я бы сразу улыбнулась в ответ, пусть и несколько натянуто, но после того вечера общение с кем бы то ни было превратилось в пытку.
– Елена, сотрудники полиции здесь, они хотят тебя видеть, – добавляет мама.
Что? Я открываю глаза и выпрямляюсь. Сердце бешено колотится, к горлу подкатывает ком.
– Они только хотят задать тебе пару вопросов, ты позволишь? – ласково спрашивает она.
Я отрицательно качаю головой и натягиваю одеяло повыше. Эти свиньи не защитят меня. Мама вздыхает и придвигает свой стул к кровати.
– Солнышко, я буду рядом, хорошо? Их двое, и они отлично знают свое дело. Они зададут всего пару простых вопросов. Можешь отвечать как угодно – даже кивком головы, если словами не получится.
Я слушаю ее и чувствую, как накатывают слезы. Но, слава богу, я успеваю вовремя взять себя в руки.
– Обещаю, все пройдет быстро, договорились?
– Договорились.
Я говорю сухо и сдержанно, но ей достаточно и этого. Улыбнувшись, мама идет открывать дверь.
Входят двое. Их взгляды останавливаются на мне, и я снова пытаюсь спрятаться за одеялом.
– Здравствуйте, мисс Хиллз, как ваши дела? – спрашивает один из них.
Второй молча кивает мне, и они подходят к кровати. Мужчины такие высокие, что за ними совсем не видно мамы. Я ищу ее глазами. Неужели она вышла? Но нет, она выглядывает из‑за их спин с улыбкой.
– У нас к вам есть несколько вопросов, – говорит мне полицейский. – Как вы оказались на той вечеринке?
Пауза. Они оба пристально смотрят на меня. Молчун достает маленький блокнот и ручку.
– Вам понятен вопрос? – вновь обращается ко мне полицейский.
– Да.
Он хмурит брови.
– Ну, так что?
Мама мельком бросает на него взгляд.
– Эм… я… я пошла на вечеринку…
– В котором часу?
Я сглатываю, пытаясь прогнать из головы воспоминания о том вечере.
– Я уже не помню, наверное, где‑то в…
– Через какой вход вы вошли? Охранники вас не видели.
– Я…
Я не помню.
– Отвечайте, пожалуйста.
– Я не знаю.
Мой голос звучит еще холоднее. Они стоят слишком близко к кровати. Что им, в конце концов, нужно от меня?
– Опишите, что произошло в раздевалке, когда на вас напали. Когда появились остальные бейсболисты?
Я начинаю мямлить, пытаясь остановить потоки слез, меня захватывают воспоминания о запахах и криках. Об ужасе. Я вся съеживаюсь, поджимая ноги.
– Отвечайте.
– Отстаньте от меня…
Я бормочу сквозь зубы. Я хочу, чтобы они ушли! Мама, пожалуйста, скажи, чтобы они ушли.
– Елена, ты в порядке? – спрашивает она.
Мама кладет мне руку на плечо, и я непроизвольно ее отталкиваю.
– Не трогай меня!
– Как он смог запереть вас в раздевалке?