Охота на Князя Тьмы

Бросившись к нему, я опустилась на колени и начала раскапывать снег и хвою. С ветки с карканьем сорвалась ворона. А может ее спугнул гудящий над моей головой призрак. Свет фонаря дрожал, как и рука Петра Кузьмича. Не давал сфокусироваться.

– Помогите!

Он опустился рядом, положил фонарь на снег и застыл.

– Потеряла чего? Ну дык утром бы… – договорить он не успел, уставился на показавшуюся на поверхности темную ткань.

Я ухватилась, потянула и едва не шлепнулась на пятую точку, разглядев покоящееся под ней тело.

Холод сохранил его почти не тронутым. Глядишь со стороны, будто девушка шла через парк и решила вздремнуть. Да так крепко, что ни каркающим воронам, ни свистящему ветру ее не добудиться.

Припорошенная снегом Спящая красавица. Заледеневшие ресницы на пол‑лица. Вздернутый носик. Пухлые губы. Длинные темные волосы служили ей подушкой. А накинутый на плечи, короткий полушубок – пуховым одеялом.

– Што ж это делается? – прохрипел Петр Кузьмич, и схватился за голову. – Этакая молодица. Околела, как пить дать…

Я, со своей стороны, со скорыми выводами не спешила. Во‑первых, работа у меня такая, все под сомнение ставить, пока в руках заключение от патологоанатома не окажется. А, во‑вторых, Глаша назвала призраков невинно убиенными душами. И ключевое слово здесь – именно «убиенные».

Кстати, о призраках….

За спиной раздался гул. Женщина, чье тело лежало у моих ног, спикировала прямо с неба и зависла от земли в считанных сантиметрах. Протянула дрожащую руку, собираясь коснуться застывшего лица. И тут меня оторопь взяла.

Позабыв, где я и с кем имею дело, открыла рот, чтобы грозно заявить – на месте преступления ничего трогать руками нельзя, но положение спас вскочивший с колен дед.

В его направленном на меня напряженном взгляде читалось замешательство. Подозрение граничило с недоверием. Вело безмолвный бой. Длилось это доли секунды, но мне хватило, чтобы понять – кто‑то явно опомнился от потрясения, и теперь задается вопросом, а не связанна ли я с трупом? И если да, стоит ли меня опасаться?

Пытаясь развеять его сомнения, я тяжело вздохнула и кивнула на дорожку, с которой мы сошли. Ведущую к выходу из парка.

– Петр Кузьмич, ну чего вы медлите? Вызывайте полицию.

– Вот этое верно, – тут же закивал он. – Пристав наш смекалистый, во всем разберется. Вы, барышня, туточки постойте, а я пока лихача вашего кликну. Пущай в Мещанский участок поспешит. Эх, бяда… бяда…

Последние слова он произнес уже развернувшись ко мне спиной. А когда отошел на приличное расстояние, я повернулась к призраку.

– Тело мы нашли. Миссия выполнена. Ты чего не исчезаешь?

Она не ответила сразу. Задумалась. Отвела взгляд в сторону. Затем грустно опустила его к земле и пожала плечами. Не знает.

– Значит, не выполнена, – пробормотала я, мысленно чертыхаясь. Надежда на то, что все закончится быстро и без проблем таяла на глазах.

– Тебя убили?

Еще одно пожатие плеч. Снова не знает. Или не помнит?

– Как тебя зовут? Где живешь? Хоть на что‑то ты можешь ответить? – женское тело пошло рябью, то уплотняясь, то становясь еле видимым. Незнакомка явно волновалась. Глаза испугано метались от меня к мертвому телу и обратно. Наконец, отрицательно качнула головой.

– Час от часу не легче. Ладно, приедет полиция, будем выяснять, – а еще легенду не мешало бы придумать. Да такую, чтобы ни один «смекалистый пристав» не подкопался…

 

«Тили‑тили‑бом

Закрой глаза скорее,

Кто‑то ходит за окном,

И стучится в двери».

 

Пытаясь согреться, я потирала ладони и прыгала с одной ноги на другую, напевая первую пришедшую в голову песенку, оказавшуюся колыбельной из старого фильма ужасов.

Прозрачная женщина, меланхолично покачивая головой, зависла над мохнатой веткой ели. Наверное, если бы привидения умели тяжело вздыхать, она именно этим и занималась. А так: либо смотрела вдаль, откуда должен был появиться сторож с подмогой, либо переводила взгляд на свое умиротворенно покоящееся под бревном тело.

Трогать его до появления полиции я не решилась. Не хватало еще, чтобы местный пристав, или как там его, на меня всех собак спустил. Отпечатки свои оставлять…

Кстати, а применяют ли уже дактилоскопию? Надеюсь, что да.

Глеб Севастьянович, на теории криминалистики, часто злоупотреблял историческими отсылками. Но ни одной даты, что он называл, я сейчас хоть убей, не вспомню.

Вздохнула. Поежилась.

Наконец вдалеке послышался свист. Хлопья снега взлетели в воздух. К нам приближался запряженный тройкой крытый экипаж.

Кажется пора превращаться в большеглазую взволнованную невинность.

Что я и сделала, изобразив на лице испуг и молитвенно сложив руки на груди.

Лихо притормозив в нескольких метрах от развилки, извозчик так и остался сидеть на козлах. Первым на снег спрыгнул парень в сером тулупе и такой же серой шапке, из‑под которой выглядывали рыжие вихры. В его ладони был зажат освещавший дорогу фонарь.

Следом за ним показался мужчина в коричневом пальто. Долговязый. Лет сорока. Лицо худое. Шея замотана шарфом. Усики хитро закручены на концах. Одной рукой он придерживал пенсне, которое так и норовило упасть в снег, а второй прижимал к себе кожаный саквояж.

Окинув меня мимолётным взглядом и посчитав едва ли заслуживающей внимание, он всецело уставился на труп.

Я уже было решила, что это и есть хваленый пристав, но не тут‑то было. Из экипажа показалась еще одна, довольно внушительная фигура. И на весь парк раздался громоподобный рык:

– Яшка, пес шелудивый, только попробуй мне все тут утоптать. Шкуру спущу!

Душа ухнула в пятки.

Вздрогнули не только я, но и непосредственно сам виновник – рыжий паренек. А тот, что с пенсне – закатил глаза, покачал головой, положил саквояж на снег и принялся сражаться с бревном.

– Яшка, – с сильным иностранным акцентом прокряхтел он. – Подсоби.