Они жаждут

Мальчик продолжал вспоминать. Он видел, как гроб опускали на веревках в темный квадрат в земле, а лелкес читал молитвы и помахивал распятием. Крышку гроба заколотили гвоздями и обмотали колючей проволокой. Перед тем как могилу засыпали землей, лелкес перекрестился и бросил туда свое распятие. Это случилось неделю назад, до того как потерялась вдова Янош, до того как семья Шандор исчезла снежной воскресной ночью, оставив все свое имущество, до того как Иоганн‑отшельник рассказал, что видел обнаженных людей, танцующих на открытой всем ветрам вершине Джегер с огромными волками, что охраняют эту населенную призраками гору. Вскоре после этого Иоганн тоже пропал вместе со своей собакой Видой. Мальчик вспомнил суровое лицо отца, искры глубокой тайны в его глазах. Однажды он слышал, как отец сказал маме: «Они снова зашевелились».

В печи со вздохом осели поленья. Мальчик моргнул и отодвинулся подальше. Спицы в руках матери замерли, она наклонила голову в сторону двери и прислушалась. Ветер ревел, принося с собой снег со склонов горы. Утром нужно будет сильно постараться, чтобы дверь открылась и твердый наст разлетелся вдребезги, словно стекло.

«Папа уже должен был вернуться, – подумал мальчик. – На улице такой холод, такой холод. Конечно же, папа не мог задержаться так надолго».

Казалось, тайны окружали со всех сторон. Только вчера ночью кто‑то пришел на кладбище Крайека и раскопал двенадцать могил. Включая ту, в которой лежал Ивон Гриска. Гробов так и не нашли, но ходили слухи, будто бы лелкес разыскал в снегу кости и черепа.

Кто‑то постучал в дверь, словно молот ударил по наковальне. Раз, потом еще. Мама вскочила со стула и обернулась.

– Папа! – радостно закричал мальчик.

Он вскочил, тут же забыв об огненном лице в пламени печи, и бросился к двери, но мать ухватила его за плечо.

– Тш‑ш‑ш! – прошептала она, и они вместе замерли в ожидании, а тени их расплылись по всей дальней стене.

Снова стук в дверь – тяжелый, как свинец. Ветер завывал совсем как мать Ивона Гриски, когда заколоченный гроб ее сына опускали в промерзшую землю.

– Открывайте скорее! – сказал папа. – Я совсем замерз!

– Слава богу! – воскликнула мама. – О, слава богу!

Она подбежала, отперла засов и распахнула дверь. Снег лавиной налетел на нее, искажая очертания глаз, носа и рта. Сгорбленная фигура отца в полушубке и шерстяной шапке шагнула в тусклый свет печи, на его бровях и в бороде сверкали бриллианты льда. Он обхватил маму ручищами, и она едва не утонула в его объятиях. Мальчик тоже бросился к нему, радуясь возвращению отца, потому что быть старшим оказалось труднее, чем он думал. Отец провел ладонью по волосам мальчика и крепко хлопнул по плечу.

– Слава богу, ты дома! – сказала мама, повиснув на нем. – С этим покончено?

– Да, покончено, – ответил отец, развернулся и закрыл дверь на засов.

– Иди сюда, ближе к огню. Боже милосердный, какие холодные у тебя руки! Снимай шубу, пока не промерз до смерти.

Она взяла полушубок, потом шапку. Отец подошел к печи и протянул руки к огню, пытаясь согреться. Пламя отражалось в его глазах рубиновыми искрами. Когда он проходил мимо сына, мальчик сморщил нос. Странный запах принес с собой отец. Запах… чего? Трудно сказать.

– Он весь в грязи!

Мама дрожащими руками отряхнула отцовский полушубок и повесила на крючок у двери. Она чувствовала, что слезы облегчения вот‑вот хлынут из глаз, но не хотела плакать при сыне.

– В горах лютый холод, – тихо проговорил отец и двинул носком разодранного сапога полено, из‑под которого тут же взвился язычок пламени. – Просто лютый.

Мальчик смотрел, как начинает таять ледяная крошка на побелевшем от мороза отцовском лице. Вдруг отец прикрыл глаза, вздрогнул и тяжко вздохнул: «Уф‑ф‑ф». Потом снова открыл глаза, обернулся к сыну и посмотрел на него:

– Что ты так на меня вылупился, малыш?

– Ничего. Просто так.

Такой странный запах. Что бы это могло быть?

Отец кивнул:

– Подойди ко мне.

Мальчик сделал один шаг и остановился. Ему вспомнились лошади, везущие гроб, и причитания плакальщиц.

– Ну же! Иди сюда, говорю.

Мать в дальнем углу комнаты все еще держала в руках полушубок. Ее улыбка скривилась, как будто она только что получила пощечину от чьей‑то вынырнувшей из тени руки.

– Все в порядке? – спросила она, и в голосе ее прозвучала нотка органа из будапештского собора.

– Да, – ответил отец, протягивая руку к сыну. – Все замечательно, потому что я дома, со своей семьей, там, где и должен быть.

Мальчик заметил, как тень коснулась лица матери и как оно мгновенно потемнело. Рот ее приоткрылся, а глаза расширились в озера, полные недоумения.

Отец взял сына за руку. Кожа на отцовской ладони была твердой, со следами ожогов от веревки. И ужасно холодной. Отец подтянул мальчика ближе. Еще ближе. Пламя огня извивалось, как разворачивающая свои кольца змея.

– Да, – прошептал он, – все в порядке.

Его взгляд остановился на жене.

– Как ты допустила, чтобы в моем доме было так холодно?

– Я… прости меня, – пробормотала она и задрожала, а глаза ее сделались глубокими ямами, полными ужаса.

– Лютый холод, – сказал отец. – Я чувствую, что промерз до костей. А ты, Андре?

Мальчик кивнул, глядя на темное отцовское лицо, выхваченное из тени огнем, и на свое отражение, плавающее в его глазах, более темных, чем прежде. Да, гораздо темнее, словно горные пещеры, и с серебристым налетом по краям. Мальчику пришлось приложить такое усилие, чтобы отвести взгляд, что у него заболела шея. Он задрожал точно так же, как мама. Мальчик и сам не смог бы объяснить, почему его охватил страх. Он только знал, что запах от одежды, кожи и волос отца был точно такой же, как в той комнате, где бабушка Эльза заснула навсегда.

– Мы поступили неправильно, – проворчал отец. – Я, твой дядя Йожеф и другие люди из Крайека. Не стоило нам забираться в горы…

Мама охнула, но мальчик не смог повернуть голову и посмотреть на нее.

– …потому что мы ошибались. Все мы. Это совсем не то, что мы думали…

Мама заскулила, как попавший в капкан дикий зверь.

– …понимаешь?

А отец улыбнулся. Теперь он уже стоял спиной к печи, но белизна его лица пробивалась сквозь тени. Рука крепче сжала плечо сына, и мальчик вздрогнул, словно бы северный ветер с ревом пронесся сквозь его душу. Мама всхлипнула, и мальчик хотел оглянуться и посмотреть, что с ней случилось, но он не мог шевельнуться, не мог повернуть голову, не мог даже моргнуть.

– Мой милый, маленький сынок, – с улыбкой произнес отец. – Мой милый, маленький Андре…