Они жаждут

– Говно… месы.

– Ах ты, сукин сын! – прокричал Бобби и бросился на мотоциклиста с кулаками.

Но в следующий миг куртка альбиноса распахнулась. Дальше были жуткий грохот, шквал голубого дыма и огромная дыра на месте правого глаза Бобби Хейзелтона. Он завопил и схватился обеими руками за лицо, но пуля с плоской головкой уже разнесла ему затылок, обсыпав окружающих осколками его костей и забрызгав каплями мозга. Бобби завертелся перед покерным столом и рухнул на королей, джокеров и тузов, а ноги на полу продолжали дергаться, как будто покойник еще пытался убежать.

В голубоватом дыму, что вился между ним и остальными, альбинос вытащил из‑под куртки пистолет с длинным тонким стволом, черной прямоугольной коробкой магазина и рукояткой, напоминающей отпиленную ручку метлы. Из смертоносного дула все еще вытекал дым. Глаза альбиноса раскрылись чуть шире обычного, когда он посмотрел на изувеченный труп.

– Ты убил его! – не веря своим глазам, воскликнул Слим Хокинс и принялся соскребать кровь Бобби со своей белой ковбойки с перламутровыми пуговицами. – Господи боже, ты же его убил…

Вдруг его горло сжалось, дыхание перехватило, и он блеванул прямо сквозь растопыренные пальцы.

– Господь всемогущий! – произнес разинувший рот Уилл.

Он уже видел штуковину вроде той, что держал в руках этот парень, на оружейной выставке в Хьюстоне. Это был старый автоматический пистолет, какие были у немцев во время Второй мировой войны. «Маузер Брумхэндл» – так, кажется, он назывался. Десять пуль в обойме, и эта проклятая штука может перестрелять их быстрее, чем успеешь моргнуть глазом.

– У этого парня пистолет‑пулемет!

– Ага, так и есть, – негромко проговорил альбинос.

Сердце Луиса колотилось так сильно, что, казалось, вот‑вот разорвет грудную клетку. Он глубоко вдохнул и нырнул под стойку за дробовиком. И тут же испуганно вскрикнул, когда мокрый пол ушел из‑под ног. Но в тот момент, когда пальцы его все‑таки дотянулись до оружия и сжали холодную сталь, альбинос с налитыми жаждой крови глазами повернулся кругом. Луис поднял голову навстречу двум пулям, и через мгновение они снесли ему макушку. Бармен отлетел назад и ударился спиной о шкаф с пивными кружками, мозги его вытекли наружу. Он испустил тихий, жуткий вздох и мешком рухнул на пол.

– О господи! – выдохнул Уилл.

Желчь подступила к горлу, и он едва не задохнулся.

– Держитесь, парни… Только держитесь… – снова и снова повторял Мэтти, словно заезженная пластинка из музыкального автомата.

Лицо его стало таким же белым, как у альбиноса, а ковбойскую шляпу забрызгало кровью Бобби Хейзелтона. Он поднял руки, как будто умолял о пощаде, и так оно и было на самом деле, потому что в это ужасное мгновение все они поняли, что сейчас умрут.

Альбинос шагнул вперед сквозь клубящуюся завесу дыма. Он улыбался, как ребенок, которому не терпится посмотреть, что высыплется из пакетов с рождественскими подарками, если их разорвать.

– Прошу тебя, – хрипло проговорил Уилл с круглыми от ужаса глазами. – Прошу тебя… не убивай нас…

– Я ведь говорил, что остановился, чтобы заправиться, – равнодушно ответил мотоциклист. – Когда попадете в ад, парни, передайте дьяволу, что вас прислал Кобро. Через «о».

Он ухмыльнулся и дал очередь. Окровавленная ковбойская шляпа взлетела к потолку; тела вертелись, корчились и падали, как марионетки на обезумевших нитях; по полу зацокали чьи‑то зубы, выстрелом вырванные изо рта; клочки серой рубашки с перламутровыми пуговицами дыханием вулкана отнесло в дальний конец комнаты.

А затем все стихло, если не считать негромкого шлепанья капель.

У Кобро звенело в ушах. Он щелкнул предохранителем маузера и положил пистолет, сверкающий, словно черный бриллиант, на барную стойку. Затем несколько минут с ленивым удовлетворением рассматривал застывшие в нелепых позах трупы. Жадно вдыхал запах крови и наполнялся энергией жизни. «Бог ты мой, как же хорошо! – думал он. – Дьявольски хорошо!» Эрекция прекратилась. Кобро обогнул стойку, достал из холодильника еще одну бутылку пива, осушил ее в два глотка и отшвырнул в кучу пустой посуды. «Может, взять с собой пару‑тройку? – задумался он. – Нет, не стоит так нагружаться. Да и места все равно нет. Хочу оставаться быстрым и свободным». Он подобрал свое оружие и засунул в кобуру, пришитую к подкладке куртки. «Эта безделушка обошлась мне в Салинасе в кругленькую сумму, – сказал он себе. – Но она того стоит». Кобро нравилась его пушка, он купил ее у одного хитрого старикана, который клялся, что она не просто пылилась в антикварной оружейной лавке, а побывала в руках у настоящего гестаповца. Правда, магазин пару раз заклинивало, но в остальном она слушалась идеально. Чертовски легко пробивала тело до костей. Кобро застегнул куртку. Пистолет выжег свой отпечаток на его боку, словно клеймо страсти. Он вдыхал и вдыхал запах крови, пока легкие не наполнились горячей сладкой медью. А потом принялся за работу, первым делом очистив кассу. Там лежали купюры номиналом в один, пять и десять долларов – всего чуть больше сорока. Забрать мелочь он не удосужился. Потом перевернул трупы и пошарил у них в карманах, стараясь не оставлять следов в лужах засыхающей крови. В сумме набралось около двухсот долларов. Кобро уже поднимался с корточек, когда заметил золотой зуб, сияющий, как самородок, в полураскрытой пещере рта того парня, которого он пристрелил первым. Выбив зуб прикладом маузера, он вернул пистолет в кобуру, а зуб положил в карман.

Теперь он готов был отправиться дальше.

Воздух пустыни снаружи показался Кобро слабым и разбавленным в сравнении с насыщенным запахом смерти в «Наливайке». Шоссе исчезало в темноте по обе стороны от него, позади над головой мерцала неоновая вывеска, впереди на земле синела его собственная тень. «Скоро кто‑нибудь обнаружит этих говномесов, – сказал он сам себе. – И все демоны ада сорвутся с цепи. Ну и ладно. К тому времени, когда появятся патрульные, я буду уже далеко отсюда по дороге в Эл‑Эй». Кобро повернул голову к темному небу на западе, все его тело слегка пощипывало.

Ощущение было сильней, чем в Сьюдад‑Акунье, сильней, чем в Соноре, и даже сильней, чем в Форт‑Стоктоне, всего в нескольких милях отсюда. Как легкое онемение, как мгновенный кайф от понюшки кокса, как мучительно‑сладкое предвкушение варящегося в ложке герыча. И с каждым разом становилось все лучше и лучше, постепенно усиливаясь по мере продвижения на запад. Временами ему казалось, что он теперь постоянно чувствует этот запах крови, когда смотрит на запад, как будто весь Тихий океан наполнился кровью и ты можешь купаться в ней сколько душе угодно, пока не напьешься допьяна и не пойдешь ко дну. Как будто ему каплю за каплей скармливали величайший наркотик в мире, и с каждой милей этой поездки безумная жажда Кобро заполучить полный удар по венам только возрастала.