Опасный брак ради наследника
Никому никогда я уже не смогу поверить.
Почему Крис медлит? Не уходит. Хочет что‑то сказать… в своё оправдание.
– Не смей! Слышишь? Не смей ничего мне говорить! Уходи…, – рвано чеканю я.
Желаю только одного, что она немедленно покинула мой дом.
Крис нерешительно поднимается с места и выходит из комнаты.
Плечи её вздрагивают. Плачет.
Хочет разжалобить меня? Хочет, чтобы я поверил ей после таких неопровержимых доказательств?
Стискиваю зубы. Нервно запускаю руки в волосы. Встряхиваюсь.
Не верь ей, Егор! Всё кончено.
Спустя пять минут стою на улице, на верхней площадке дома.
Наблюдаю, как арестовывают Крис Соболеву.
Отрешённо смотрю на девушку.
Как на чужую.
Как на преступницу.
На её запястьях гулко защёлкиваются наручники.
Она плачет. Слёзы катятся по её щекам. Беспомощно оглядывается по сторонам, ищет сочувствия, защиты… поддержки. Бросает молящий взгляд на меня, оглядываясь через плечо.
Не жалей её, Егор! Она будет молить о пощаде, плакать…
Не слушай её! Не смотри…
Хочу развернуться, уйти. Но не могу.
Взгляд залип на хрупкой фигурке. Ещё вчера такой дорогой для меня. Ещё вчера единственной неповторимой любимой.
А сегодня она сама назначила себя моим врагом.
Рослый широкоплечий крутой полицейский заталкивает её в автозак.
Хрупкую тонкую в белой одежде.
Не в свадебный кортеж, как планировали мы. Упаковывают её в душный закрытый полицейский автозак.
***
Спустя сутки мне докладывают, что Кристина Соболева упорствует. Не признаётся в ограблении моего дома.
Какая обманчивая внешность у этой девочки.
Казалась такой милой наивной искренней. А оказалась закоренелой преступницей.
– Егор, – произносит Евдокимов – начальник моей службы безопасности. – У Соболевой мать лежит в онкологической клинике. – Сегодня звонили в «Боро», разыскивали дочь. Им ответили, что она арестована по подозрению в крупной краже.
– Чего они хотели? – неожиданно сипло спрашиваю я.
– Закончилась оплата за пребывание матери в клинике. Интересуются, куда её перевезти?
Хмурюсь.
– Распоряжусь, чтобы оплатили, – сухо бросаю я.
Безопасник удивлённо приподнимает одну бровь.
– Сань, не смотри ты на меня так. Я ещё в своём уме. Но женщина не виновата, что у неё оказалась такая дочь, – от злости скреплю зубами.
Повисает напряжённая пауза.
– Так я пойду? – нерешительно спрашивает Евдокимов.
– Иди, – киваю я.
Остаюсь один.
Сижу в кресле, откинувшись на спинку.
Не могу сосредоточиться на делах. Перед глазами вчерашняя сцена, как Крис грузят в автозак…
Давит в области сердца. Душно. Расслабил галстук.
Крис, зачем ты это сделала? Зачем всё разрушила? Если тебе так нужны были деньги, могла мне сказать.
Я готов был сделать для тебя всё.
Понимаешь ты, Крис, абсолютно всё!!
Стискиваю зубы до скрежета, чтобы не зарычать от ярости и бессилия.
Чувствую себя опустошённым. Словно душу вынули из меня!
Глава 8
Кристина
Двери автозака закрываются с гулким скрежетом, сотрясая воздух внутри пыльного фургона.
Отделяя меня от внешнего мира.
Жуткий лязг запираемых запоров проникает прямо в мозг, словно пытается взорвать его изнутри.
Вздрагиваю. Вжимаюсь в спинку сиденья.
Шок. Потрясение. Ступор.
Вижу себя, словно со стороны…
Жалкую потерянную ничего непонимающую.
По щекам катятся слёзы. Горькие солёные они на моих губах… Нервно сглатываю. Во рту горечь. Хочется пить…
Облизываю солёные губы.
Что происходит? Почему меня везут в закрытом фургоне?
Куда везут?
За что?!
Сижу на жёстком сидение в белом костюме, на который оседает пыль. Смотрю с ужасом на свои руки, закованные в наручники.
Ловлю обрывки судорожных мыслей в голове.
Это какой‑то кошмарный сон. Надо просто проснуться. Это не может быть правдой!
Потому что я ничего не брала. Не брала! Мотаю головой из стороны в сторону.
Меня не было дома целый день. Я провела его в клинике возле мамы.
Какой ужас!
Страшно до одури. Нечем дышать. Открываю рот, делаю глоток воздуха.
Закашливаюсь.
Пыль попадает прямиком в лёгкие.
Придя в себя, стараюсь дышать реже. Стискиваю зубы.
