Орион: Око земли

– Зато мое лицо не выглядит, как две сгнивших тыквы в мешке, – без тени злости ответил флейтист, встав рядом и безымянным пальцем погладив бровь.

– Будьте добры, достаньте свою дуделку, – рассмеялся аккордеонист.

Из дыры на рукаве разорванного плаща его коллега вынул одну часть инструмента, а вторую извлек из маленького кармашка на спине у правого плеча. Прокрутив их в ловких пальцах, он соединил детали и получил флейту. Повисла секундная пауза.

– Прекрасные дамы и гордые господа! – на весь вагон объявил аккордеонист. – Девочки и мальчики всех возрастов и рас. Не только здесь, но только сейчас вашим прекрасным ушам выпадает возможность послушать чудесные песни в исполнении скромных бродячих музыкантов. Впрочем, хватит пустых слов, – он потянулся ко дну инструмента и дернул за рычажок. С боков медленно выдвинулись два металлических круга с пришитыми мешочками.

Отстучав сапогом с заштопанной заплаткой по полу вагона, он задавал общий темп композиции. Сделав шаг, аккордионист плавно присел, не прерывая игры, так же плавно развернулся на носке и вновь встал на ноги. Флейтист хмыкнул, явно не пораженный пируэтом коллеги, и, облизнув губы, вступил с мягкой мелодией, напоминающей насвистывание птиц ранним утром. Аккордеонист стал играть немного тише.

В танце они медленно спускались вдоль вагона, подыгрывая или, затихая, когда того требовала музыка. Из дюжины сидящих пассажиров трое раскошелились и кинули в мешочки по паре динариев. Дойдя до двери и вместе с тем закончив играть, музыканты поочередно повернулись к публике и поклонились. Посмеиваясь, аккордеонист с натяжкой выпрямился, а его коллега обошелся учтивым поклоном и дружеским пинком. Как ребятишки, которым строгий отец дал лишний час поиграть на улице, хихикая, они направились в следующий вагон.

Внутри снова воцарился неизменный ритм от ударов колес паровоза о железную дорогу.

До пограничного города оставалось больше половины пути. Маркус, слегка взбодрившись внезапным представлением, поерзал, пошлепал себя по ляжкам… Всё. Дела на этом закончились, и он снова прильнул к окну, вскоре заснув.

Пронзительный гудок машиниста разбудил его. Маркус вскочил, как по крику «подъем». Вагон продолжало потряхивать. Пассажиров поубавилось.

Вздохнув, полицейский вытер подсохшую слюну с уголка рта и посмотрел в окно (развлечений в паровозах не то чтобы много). За ним побитые ночными заморозками поля и сочно‑зеленые леса сменились высохшими до желтизны холмами. Подобно волнам они могли как разбушеваться, поднимаясь ввысь и вершинами скрываясь в дыму паровоза, так и успокоиться, прижимаясь к земле до уровня дорог.

Живот Маркуса забурчал, напоминая про обед. Полицейский полез в мешок с припасами. Яблоки, скрученные куски вяленого мяса, яйца размером с большой палец, половина подгоревшего бобового хлеба и закупоренный кувшин с водой. Маркус взял яблоко и откусил. Кислое, как лимон. Полицейский напряг каждую мышцу лица.

– Прошу прощения, многоуважаемый господин, – Маркус повернулся, чуть испугав аккордеониста. – Ух ты! Вам плохо?

Маркус причмокивал, отрицательно качая головой.

– И снова прошу прощения, но в связи со сложившимися обстоятельствами, в которые я и мой коллега имели неосторожность попасть, вынужден отвлечь вас от трапезы, – он говорил уверенно и благородно, словно какой‑то почитаемый граф, а не бродячий музыкант в рваном пальто. – Понимаете ли, наши запасы провизии иссякли, почему я осмелился попросить вас о небольшом одолжении, а точнее просьбе, вследствие которой вы спасли бы двух попавших в неприятную ситуацию джентльменов.

Маркус очень медленно прожевывал яблоко, вытаращившись на благородного бродягу. Позади на других лавках сидел его друг, с ухмылкой ожидая результата.

– Так что ты… То есть, вы хотите? – неуверенно спросил Маркус. Послышался смешок флейтиста.

– Глубоко неприятно вас отвлекать, но вы не могли бы дать мне и моему коллеге по одному яблоку из вашего мешочка. Этим благородным жестом вы сможете помочь двум музыкантам провести пару минут за трапезой. – Маркус потянулся к мешку, достал два яблока с двумя кусочками вяленого мяса и протянул музыканту.

– Премного благодарен за вашу доброту, – ответил тот и взял предложенную еду.

Аккордеонист отвесил низкий поклон, плавно развернулся на пятке и носке и вернулся к удивленному другу.

– Когда‑нибудь тебе все‑таки откажут, – сказал тот, разделяя скромный паек.

– Когда‑нибудь это обязательно случится, друг мой. И это будет самый грандиозный провал в моей карьере.

– Прям уж самый грандиозный? – флейтист из дыры на плаще вынул ножичек и отрезал дольку яблока.

– Согласен. Второй по грандиозности после знакомства с твоей сестрой, – флейтист наставил острие на друга.

– Сестренку не трожь. Из‑за нее ты продолжил заниматься музыкой.

– Нет, – ответил аккордеонист, надкусывая яблоко. – Из‑за нее я познакомился с вами.

Флейтист склонился, слыша, как ухмыляющийся коллега грызет фрукт.

Из дверей вышел помощник машиниста, мокрой тряпкой оттирающий лицо от угольных пятен. Он прошел вдоль вагона и дважды объявил о скором прибытии на станцию Кеёса.

Дожевывая мясо, аккордеонист поднялся и повесил за спину инструмент.

– Нам пора. Нас ждут великие дела!

– Какой у нас план? – спросил его флейтист, завернув остатки мяса в ткань и сунув во внутренний карман плаща.

– Планы строят слабые духом. Сильные же бегут навстречу судьбе и разбивают ей лицо кулаком импровизации и авантюризма. Вставайте!

Наигрывая по ноте на каждый шаг, он подошел к двери, отвесил поклон Маркусу и вышел на открытую площадку между вагонов. Флейтист, схватившись за ручку двери, уперся пятками в ее основание и, придерживая цилиндр, буквально закинул себя в проем.

– Так, а теперь давай серьезно. Что делаем? – послышался его голос из‑за стенки.

– Как же вы все‑таки надоедливы, – заговорил аккордеонист. – Минуту назад я предложил вам прекраснейшую идею, а вы никак не успокоитесь.

– То есть мы и вправду пойдем, куда глаза глядят?

– Разумеется нет. Я бывал в психушке, но ум мой не затуманен, – он рассмеялся. – План должен быть, но не больше двух пунктов за раз. Мы, мой друг, вернемся в столицу следующим паровозом и встретимся с коллегой, а потом направимся куда захочется, – послышался обреченный вздох флейтист, а за ним последовал и смех.

До остановки на станции они играли простую и убаюкивающую мелодию, стоя на открытой площадке.

По прибытии Маркус открыл окно и высунул голову. Музыканты синхронно спрыгнули с паровоза, разгоняя ритмы под стать открывшемуся перед ними городу.

Вспоминая о Кеёсе, люди всегда упоминают никогда не гаснущий свет. Тысячи паровых ламп в каждом уголке города, поддерживали в нем жизнь. В подавляющем большинстве экономика держалась на тавернах и публичных домах с девушками на любой вкус, от нежно белых, как молоко, до непроницаемо черных, подобно углю. Для особых извращенцев предусмотрели женщин пониже или с интригующими инструментами, а также со всевозможными протезами.