Орион: Око земли

Желающих перейти границу с каждым годом становилось больше, но удавалось это лишь пятой части из них. Многие возвращались в родные дома и смиренно дожидались следующей попытки, а нередко и вовсе отбрасывали глупую мечту. Но оставались и те, кто воспринимал отказ в штыки. Одни начинали буянить, за что получали дубинкой и несколько новых дыр в обнаглевшем теле. Другие же, более терпеливые, выстраивали жилища на окраине города, тем самым увеличивая его площадь. Из‑за разнообразия осевших здесь наций Монтибус заполнился различными культурами. Его улицы напоминали скорее диковинный музей с экспонатами со всего севера Ориона, чем пограничный имперский город.

Новые жители с одной или чаще двумя засечками месяцами придумывали способы перехода границы. Благодаря им среди стражников по Империи разлетались застольные истории. Например, гномы для обхода ненавистной системы прикидывались детьми и платили не отмеченным людям, чтобы те сыграли их родителей. В редких случаях! В очень редких! В настолько редких, что было всего один раз и об этом лучше не вспоминать. План срабатывал, но чаще – нет. Не нужно быть специально обученным пограничником, чтобы отличить ребенка от подвыпившего гнома, выдающего себя за десятилетнего мальчика с редким заболеванием, влияющим на ускоренный рост бороды.

Солнце неторопливо скрывалось за горизонтом, видневшимся со склона улицы, напоследок освещая верхние этажи высоких домов. Маркус с девушкой шли по центральной улице. Закрытые ставни на окнах, замки на дверях, стены, покрытые непонятной серебреной тканью и ни единого жителя.

Не заметив, что спутница осталась где‑то позади, Маркус вышел к краю склона. Город внизу напоминал выливающееся из берегов цветущее озеро. Немногие оставшиеся там жители спешили спрятаться от надвигающейся ночи.

Над домами гордо возвышались деревья Ашны с огромной шапкой из сиреневых листьев. Они неумолимо тянулись вниз, извиваясь и запутываясь, порождая своеобразный танец, скрывающийся за крышами домов. Всего три‑четыре ствола по городу, но внушали они гораздо большее величие, чем любое другое здание под ними. По словам Зигмунда, в одном таком дереве могли спокойно уместиться несколько полноценных семей санов. Когда солнечный свет окончательно перестал окутывать город, в кронах деревьев то тут, то там зажигались огоньки.

«Как они тут вообще что‑то вырастили?» – подумал Маркус и присмотрелся к свету. В нем будто чего‑то не хватало.

Послышался глубокий вздох и три последовательных щечка пальцами.

– Послушай, – умеренно спокойно начала девушка. – Я понимаю, что вид завораживает. Но если ты не хочешь покрыться румяной корочкой, нам надо бы войти в дом.

– Да, согласен, – ответил Маркус и пошел к ней.

Девушка ждала у открытой двери дома. В слегка пугающем нетерпении она сжимала связку ключей, ни разу не моргнув.

Маркус погружался в невидимое поле безумия и злости, витавшее вокруг девушки. По его лицу стекли две капли пота, а рубаха под кожаным жилетом прилипла к телу. Спутница также страдала от жары. Ее намокшие локоны закрывали лицо, но сдувания их ртом никак не помогали.

– Заходи, мля! – вырвалось из нее.

Маркус, выращенный под нескончаемыми приказами командира в академии, в иной ситуации оставил бы ее крик без внимания. Однако подкрепленный чистой ненавистью в глазах и тяжелым прерывистым дыханием, он дал понять, что гораздо безопаснее будет подчиниться.

Холодный воздух в доме приятно остудил легкие. Внутри оказалось рядовое имперское жилье со стандартной деревянной мебелью в строгих и четких углах и идеально ровными стенами с прикрепленными к ним трубами для паровых ламп. Кругом царила по‑армейски особая чистота и порядок, что вдалбливалась в головы курсантов с малых лет.

Маркус не страдал от подобных симптомов. Во многом это была заслуга его своеобразного взгляда на жизнь. Когда курсанты по приказу убирались в казарме, он умышленно спорил с сержантом в присущей его отцу манере. Когда излишнее спокойствие и уверенность выбешивали собеседника, в наказание Маркуса отправляли в караул, где на наблюдательной вышке он рисовал и вырезал по дереву

Из изобилия заурядных деталей интерьера выделялся вручную созданный камин у дальней стены.

– Проходи, – скорее приказала, чем предложила девушка, закрывая двери на замок. – Я наверх. Есть будешь? – Маркус вспомнил о надкусанном яблоке в кармане.

– Перекусил бы чего‑нибудь. Если можно, – двумя пальцами он вынул покрывшийся корочкой яблоко.

– О! Дай сюда, – она выдернула его из руки и быстро поднялась по лестнице на второй этаж.

– А… лады.

Маркус раскрыл шторы, чтобы вечерний свет мог проникнуть в комнату. Прогулялся среди мебели, нашел вентиль за шкафом и зажег паровые лампы. Огляделся, сбросил вещи и уселся в кресло перед потухшим камином. Аккуратный из глины и кирпичей, без грамма цемента. Над ним торчала полка с книгами. Маркус приподнялся, но увидев корешок: «За авторством блистательного Зигмунда Тейна», сел на место.

Девушка спустилась в легком халате. Лампы у лестницы отказались загораться, поэтому первые несколько мгновений был слышан только скрип ступеней. Она несла поднос c глиняной миской, деревянной ложкой в ней и двумя деревянными кружками. Приятный кисло‑сладкий аромат принудил Маркуса закрыть глаза и насладиться. Девушка долго металась от стакана к стакану. Из прикушенной губы вот‑вот должна была просочиться кровь, но девушка вовремя определилась и жадно залилась напитком. Напряжение в теле спало, и она расплылась в кресле, как растаявшее масло.

– Извини, – с непривычно спокойным тоном начала она и подняла кружку. – Это от нервов. Здесь яблоки нереально найти. А если не пить эту дрянь, начинаю срываться.

– Щелчки тоже к этому? – спросил Маркус, забирая с подноса миску и деревянную ложку.

– М… за это тоже извини, – она сделала еще глоток, значительно меньший, чем первые. – Они помогают держать ритм. Забудь в общем, – она хмыкнула, пригубив напиток.

На пару минут трапезы в комнате воцарилась тишина. Маркус поедал овощную похлебку, вспоминая, должна ли она была быть такой холодной, а девушка допивала отвар.

Прохрустев листом красной капусты, Маркус взял с подноса вторую кружку с водой и сделал пару глотков.

 

Конец ознакомительного фрагмента