Осенняя женщина – осенняя кошка

Он заглянул в комнату и наткнулся взглядом на жену у ноутбука. За Ариной победно светилось фото с его скромной персоной и спутницей…

– Эээээ, ты как пароль подобрала? – ничего более умного ему в голову не пришло.

– Ты если такое на компе оставляешь, то хоть бы закрывал его что ли… – сухо ответила жена.

Она никак не могла на мужа смотреть – хотелось закричать в голос, кинуть что‑то тяжёлое.

– Я поеду к маме. Пока там побуду, – ответила она на все его торопливые объяснения о том, что она не так всё поняла и это ничего такого не значит – просто увлечение. – Придёт Тёма, скажи ему, что обед в холодильнике.

Сын учился на третьем курсе университета, так что и сам был в состоянии отыскать еду, поэтому это было сказано, скорее по привычке. Когда она поняла, что это уже прошлая привычка, и, похоже, ничего уже как раньше не будет, то её накрыло такими слезами, что мама, к которой она как раз успела доехать, даже испугалась.

Правда, потом среагировала совсем не так, как Арина ожидала.

– Ну, и что такого? Ну, изменил, так все мужики такие! Какой ещё развод? Что ты выдумываешь? Он что, хочет с тобой разводиться? Не говорил? А! Это ты так решила? Ну, и глупости! Выбрось это из головы! Даже и думать не смей.

К её увещеваниям присоединился и Тёма, который пришёл домой, обнаружил обед и отца в крайнем расстройстве, выяснил его причину и рванул к бабушке – пообщаться с мамой.

– Мам, отец места себе не находит, переживает. Ну, что же ты с ним не поговорила?

– Представляешь, она разводиться собралась! – наябедничала бабушка внуку.

– Мам, ты что? Ну, подумаешь, случайно оступился папа…

– Четыре года подряд всё случайно оступался и оступался? Что с вами такое? Вы что? – наконец‑то возмутилась Арина.

Правда, они не унимались… к их увещеваниям присоединились Аринин отец, её тётка и двоюродная сестра.

К вечеру у Арины создалось ощущение, что это она изменила и виновата в том, что семейная лодка дала крен.

– Арина, понимаешь… если он изменил, значит, что‑то ему дома не хватало… – глубокомысленно вещала незамужняя Аринина двоюродная сестра. – Так всегда и бывает. В этом виноваты оба!

– Дочь, ты не должна рубить с плеча и разрушать семью! – солидно басил отец.

– Милая, подумай о ребёнке! – восклицали в один голос мама и тётка – её сестра, переводя взгляд на ребёнка почти двадцати лет от роду.

– Да, мам, а как же я? – переживал Тёма. – Я понимаю, что ты сильно расстроилась, но папа… как он‑то без тебя будет?

Арине очень хотелось завизжать в голос, заглушить все эти невозможные уговоры.

– Как же они не понимают, что меня тошнить начинает об одной мысли о Саше?

Арина попросила всех оставить её в покое, и они, многозначительно переглядываясь и подавая друг другу секретные знаки бровями, означающие в переводе что‑то вроде «Вот увидите, за ночь она успокоится и всё образуется», вышли из комнаты.

– Ничего не образуется. По крайней мере так, как было! – думала Арина.

На следующий день она съездила на работу, поговорила с директрисой, которая без лишних вопросов отпустила её в отпуск, заехала домой, чтобы пока мужа и сына нет, собрать вещи, позвонила родителям, известив, что ей нужно побыть одной, и отправилась на дачу.

Видимо, за ней по пятам торопились упитанные дождевые тучи, потому что как только она переступила порог дачного дома, ливанул дождь, который и не думал прекращаться.

Ей позвонили уже все… муж, с которым она разговаривать категорически не могла, и сбрасывала его звонки всякий раз, когда его номер отражался на экране её смартфона. Сто раз звонили родители, которые пытались приехать к ней под всякими надуманными предлогами. Постоянно звонил сын, который не мог найти носки, трусы и свой старый зарядник, трезвонили тётка, двоюродная сестра, четыре подруги и свекровь с золовкой.

Свекровь сообщила Арине, что та ведёт себя глупо, потому что Сашенька расстроен, и так не делают. А золовка Галя объявила, что Арина будет локти себе кусать, если упустит такого мужа, как её брат.

Арина вежливо с ней согласилась и сказала, что пренепременно обкусает все локти, но потом, а пока:

– Пожалуйста, Галочка, оставьте вы все меня в покое!

Жить категорически не хотелось. Да, понятно, что это не конец света, она жива‑здорова‑вполне успешна. Понятно, что без мужа она не умрёт, но было так обидно и больно! И от его предательства, и от того, что её чувства в упор не понимали и не уважали её близкие люди.

Муж приехал на третий день.

Поставил машину, по‑хозяйски погладил калитку, прошёл в дом.

– Арина, нам надо поговорить! Я виноват перед тобой… – начал он.

– Арина, ты, может, ко мне повернёшься? Мне как‑то странно разговаривать с твоей спиной.

– Не хочу! – глухо проговорила она. Видеть мужа и, правда, не хотелось категорически.

– Ну, хорошо… ладно… Я виноват перед тобой. Очень виноват! И да! Ты можешь на меня злиться! Только вот… понимаешь, ты тоже, тоже виновата!

– Правда? – безучастно спросила Арина. – И в чём же?

– Ты отличная жена, хозяйка, мать… Но мы с тобой так давно не были вместе! Так, чтобы только ты и я!

– Мы с тобой постоянно вместе, нос к носу! – напомнила Арина.

– Это да… но у нас с тобой ушла романтика. Полёт ощущений, радость от встреч! Осталась только повседневность. А когда встретил её… ну, ты понимаешь, да?

– Полёт вернулся? – язвительно спросила Арина.

– Эээ, да, – слегка виновато признался муж.

– Вот и прекрасно милый, вот и лети, голубь ты мой сизокрылый, – складно и нараспев произнесла Арина, а потом наконец‑то повернулась к мужу. Причём он, узрев разъярённую жену, машинально подался назад. – Нормального тебе полёта! И не гадь мне на голову, понял?!

– Пппонял, – осторожно согласился он.

– А раз понял, вон отсюда! – откуда в руках появилась тяжёлая советская мясорубка, которая хранилась на случай, если срочно захочется котлет, а электричество выключится, Арина даже не сразу поняла, правда, это было и не важно, потому что мясорубкой, оказывается, отлично можно выгонять мужей!

Саша выскочил под дождь, рыбкой метнулся за калитку, порадовавшись, что не стал возиться и загонять машину за ворота, а потом резко газанул, потому что Арина выскочила за ним, вращая над собой метательный снаряд за удобную ручку.